ТЕРРИТОРИЯ РИСКА
Плата за чужие промахи
Трагедия, разыгравшаяся когда-то в
больницах на юге России, сегодня перечеркнула
жизни 270 детей
В районных больницах от них шарахаются,
как от прокаженных. Тайна страшного диагноза
быстро облетает всю округу.
Их со скрипом берут в детский сад, с большими
оговорками – в школу. СПИД – болезнь
смертельная. Мало ли что...
А об оставшихся в живых забыли
Семнадцать лет назад о них трубили все газеты.
Трагедия, разыгравшаяся в больницах на юге
России, перечеркнула жизни 270 детей. Сегодня о
былом ажиотаже напоминают лишь пожелтевшие
газетные подшивки. Тома уголовных дел пылятся в
архивах, умершие похоронены. Об оставшихся в
живых стараются не вспоминать. Не сдались только
матери ВИЧ-инфицированных ребятишек и их врачи.
Самая большая радость для Наташи – просыпаться
по утрам. Унылый больничный пейзаж за окном ее не
раздражает.
– Я уже давно разучилась плакать, – говорит она.
– Каждый прожитый день для меня – подарок...
С Наташей я познакомилась в детском
ВИЧ-отделении республиканской инфекционной
больницы. В расположенном неподалеку от Питера
уникальном лечебном заведении Наташа и еще
пятьдесят пять ее подросших товарищей по
несчастью наблюдаются не один год.
Судьба поставила ее на счетчик, когда ей было
пятнадцать. Юная жительница Волгограда была
самой старшей из попавших в эпицентр трагедии
детей. В том роковом году ей сделали операцию –
удалили часть легкого. Основание – частые
пневмонии, которыми она постоянно мучилась с
пяти лет.
– Я очень долго на нее не соглашалась, –
вспоминает Наташа. – Словно предчувствовала
что-то. Решающими стали слова врачей о моем
будущем: я очень хотела иметь детей...
То, что случилось потом, Наташа помнит до
мельчайших подробностей. Но так и не поняла, что
же стало для нее роковым. То ли произведенная
нестерильным шприцем медицинская манипуляция,
то ли перелитая ей зараженная кровь.
Практически ничем не закончилось и проведенное
по горячим следам административное, а затем и
уголовное расследование.
– В том, что заражение ВИЧ-инфекцией произошло по
вине медперсонала, мы не сомневались, – говорит
инициатор тогдашнего расследования, а ныне
руководитель Российского научно-методического
центра по борьбе со СПИДом Вадим Покровский. – Но
выявить конкретных виновников трагедии не
удалось. На момент нашего приезда в детскую
больницу г. Элисты (откуда и началось
распространение ВИЧ-инфекции) часть медицинской
документации была уничтожена.
После ряда усилий, предпринятых командой
московских экспертов, кое-что узнать все же
удалось. Схема распространения чумы ХХ века
оказалась ужасающе простой. Первоисточником
вспышки стал ВИЧ-инфицированный мужчина,
работавший когда-то портовым техником в далеком
Конго. Вернувшись на Родину, он женился и, сам
того не подозревая, заразил свою жену. А та –
новорожденного ребенка.
В годовалом возрасте зараженный малыш умер,
успев передать инфекцию еще восьми пациентам
печально известного грудничкового отделения
Элистинской РДБ, которые по цепочке стали
переносчиками ВИЧ-инфекции сперва своим матерям
(женщины заразились во время кормления грудью), а
затем и другим детям – пациентам соседних
больниц Калмыкии, а также Ставрополя, Волгограда,
Ростова-на-Дону, куда ВИЧ-инфицированных первой
волны перевели, когда им стало хуже. Очаг
внутрибольничной инфекции возник также в
Астрахани, Шахтах, Грозном, Махачкале.
Основным орудием передачи смертоносного вируса
оказались не прошедшие стерилизацию шприцы. Дабы
сэкономить время, расчетливые медсестры одним и
тем же шприцем кололи сразу нескольких детей,
меняя только иглы.
– К сожалению, на наши предупреждения
медицинские чиновники тогда никак не
прореагировали, поставив под удар жизни еще
нескольких десятков детей, – вздыхает
Покровский. – Смертельно опасный вирус блуждал
по детским больницам целый год.
...Впервые смутное чувство тревоги Наташа
почувствовала еще в реанимации. Очнувшись,
уловила в приглушенном разговоре медсестер
знакомое по броской телевизионной рекламе слово
СПИД. О том, что оно означает, Наташа знала весьма
приблизительно: вроде болезнь эта очень
нехорошая и заболевают ею исключительно
проститутки и наркоманы. А значит, лично для нее
эта напасть угрозы не несет.
О том, что нехорошая болезнь есть теперь и у нее,
восьмиклассница одной из волгоградских школ не
подозревала до последнего. И тогда, когда после
выписки их с мамой срочно пригласили сдать
анализ крови, и позже, когда у нее вдруг резко
подскочила температура, а на шее появились
подозрительные шишки и узлы. Во время очередного
визита в злополучную больницу Наташину маму
вызвали в кабинет к главврачу. Увидев ее глаза,
Наташа поняла: случилось то, чего она так боялась.
Им били окна и жгли дома
Через год после больничных мытарств
пострадавших по вине медиков ребятишек и их
родителей отправили в Москву, в специально
созданное детское отделение ВИЧ-инфекции 2-й
инфекционной больницы, а затем – в аналогичное
отделение республиканской инфекционной
больницы под Санкт-Петербургом.
– Первое время нам было очень сложно, –
вспоминает главврач Петербургской РИБ Евгений
Воронин. – Хлебнувшие горя мамы ненавидели всех
врачей.
Но еще тяжелее сотрудникам нового отделения было
оттого, что особого эффекта от их лечения не было.
Осложняло ситуацию и то, что лечить
ВИЧ-инфицированных детей у нас в стране тогда
было практически нечем. В первые же два года
врачи потеряли многих пациентов. На сегодняшний
день из 270 пострадавших ребятишек нет в живых 120.
Наташину маму волгоградские медики
предупредили: ее дочь проживет от силы три года.
Случайно узнав об этом, потрясенная девочка
отменила все свои дни рождения: «Все равно я
скоро умру»...
– Мне никого не хотелось видеть, – говорит
Наташа. – Даже близких.
Но больше всего она боялась столкнуться
невзначай с одноклассниками. Страшная болезнь
сделала свое черное дело. Глядя в зеркало на то,
что осталось от ее некогда роскошных волос,
Наташа начинала плакать: ну что я им скажу?!
Эта трагедия поломала сотни детских и взрослых
судеб. Вернувшись домой, зараженные дети и их
матери стали объектом настоящей травли.
«Спидюшникам» били окна, жгли дома. Маленьких
«виновников» всеобщего переполоха не принимали
в ясли и детские сады. Тех, кто постарше, избивали
на улицах.
Не выдержав тяжких испытаний, распались некогда
счастливые семьи. Отцы некоторых
ВИЧ-инфицированных ребятишек ушли из «опасной»
семьи. А их оставшиеся наедине со своим горем
жены – с работы.
Пришлось научиться лгать
Наташе повезло. О том, что у нее СПИД, в родной
школе долгое время ничего не знали.
– Из меня получился неплохой конспиратор, –
слабо улыбается она. – С тех пор вся моя жизнь
окружена легендами. Пришлось научиться врать.
Вылезают волосы – неудачно сделала химию, часто
не бываю в школе – легкие лечу, не посещаю
школьную столовую – врач особую диету прописал.
Все тяготы Наташа переносила стоически. И
продолжала ездить в Москву. В родном Волгограде
для таких, как она, ничего не было. Единственное,
чем могли помочь местные медики часто болеющей
девочке, – положить ее в забаррикадированный,
как в зверинце, больничный бокс с большой
надписью на двери – «СПИД». После одной из таких
госпитализаций Наташа отказалась от услуг
волгоградских медиков вовсе.
Мало что изменилось, и когда в пострадавших
городах появились центры борьбы со СПИДом. Кроме
токсичного, вызывающего быстрое приспособление
вируса отечественного ретровира в городских
центрах и сегодня ничего нет. Лечение
ВИЧ-инфицированных детей держится исключительно
на энтузиазме сотрудников республиканской
инфекционной больницы, куда со временем перевели
всех зараженных в Ростове, Волгограде и Элисте
малышей. Для питерских врачей это стало
серьезным испытанием. Полный курс лечения, а
вернее, пожизненного поддержания таких
пациентов стоит 800 долларов в месяц.
– Каждый мой рабочий день начинается с
телефонных звонков – спонсорам, менеджерам
западных фирм – производителей лекарств, –
вздыхает главврач. – Мы работаем на пределе. Из
нуждающихся в серьезной антивирусной терапии
можем взять далеко не всех.
До Наташи чудо-препараты дошли не сразу: о
вышедшей из детского возраста
ВИЧ-инфицированной девочке в Санкт-Петербурге
просто не знали. Впрочем, ей тогда вообще было ни
до чего...
– В 18 лет меня вызвали в райздравотдел –
подписать какую-то бумагу. Узнав о ее содержании,
я онемела. Строчки поплыли перед глазами. В
документе говорилось, что каждый раз, когда я
вступлю в половой контакт со здоровым человеком,
я должна помнить, что мне грозит от трех до пяти
лет тюрьмы за «заведомое поставление другого
лица в опасность».
На следующий день Наташа купила себе простенькое
обручальное колечко – «алиби» для будущих
женихов. В голове опять засел вопрос: ну зачем,
зачем ей жить?
Надежда на призрачное семейное счастье пришла
неожиданно. По наводке местного Центра борьбы со
СПИДом ей стал писать ее ВИЧ-инфицированный
сверстник из другого города. Поначалу к идее
дружить с товарищем по несчастью Наташа
отнеслась прохладно. Когда получила первые
Сережины письма, сдалась: столько боли, столько
близких ей чувств было в этих листках бумаги!
Медовый месяц молодые провели в инфекционной
больнице. Жить было негде. И не на что:
иногородний Сережа пенсии автоматически
лишился. Наташиной пенсии (к тому времени она
получила инвалидность) едва хватало на то, чтобы
не умереть. На все запросы с просьбой помочь с
жильем и работой в местные органы власти
ВИЧ-инфицированная пара получала стандартный
ответ: «Такой возможности пока нет».
Примерно такие же отписки все эти годы получают и
другие матери зараженных ребятишек. Дабы
отстоять свои права, пострадавшие жительницы
Ростова-на-Дону и Ростовской области недавно
решили объединиться и подать в суд на глухие к их
мольбам местные власти: возместить им и их детям
хотя бы моральный ущерб. Ничем не увенчалось и
обращение надоедливых мам и в Государственную
думу – пересмотреть унизительную для их детей
процедуру ежеквартального подтверждения
инвалидности. В приватной беседе один из
народных избранников признался: «Когда
принимался закон о пенсиях, ваших детей в расчет
не брали. Думали, не доживут».
Врачи не обольщаются: их пациенты обречены
Спасибо главврачу питерской больницы. Благодаря
его усилиям, а также материальной поддержке
Норвежской Армии спасения матерям и их детям
стали оплачивать хотя бы билеты до
Санкт-Петербурга, куда они вынуждены ездить
каждые три месяца за очередной порцией
дефицитных лекарств.
У врачей, когда они теряют пациентов, проведя им
полный курс терапии, от бессилия прямо руки
опускаются. Во сто крат тяжелее, когда это
ребенок. Возможности детского организма
небезграничны. В республиканской инфекционной
больнице не обольщаются: их дети обречены.
Лекарства от СПИДа пока не изобрели. Оберегая
чувства других детей и их мам, умирающего ребенка
врачи спешат побыстрее выписать. Оставшимся жить
и бороться с недугом о том, чем они безнадежно
больны, стараются не говорить. Горькую правду
раскрывают только в том случае, если измученный
приемом тяжелых препаратов ребенок отказывается
от лечения. Узнав о своем диагнозе, многие дети
впадают в депрессию. Тут бы опытного психолога,
но работать с ВИЧ-инфицированными пациентами
целители человеческих душ побаиваются.
Похоронив Сережу, Наташа перестала выходить на
улицу. Ее состояние резко ухудшилось. Затворница
сильно похудела, у нее начались страшные
головные боли, ухудшилась память, стало трудно
ходить.
Приехать в питерскую больницу ее уговорил
главврач Воронин. Здесь изо всех сил теперь
борются за ее жизнь. Делать какие-либо прогнозы
врачи не решаются: непоправимое может произойти
в любой момент.
Несмотря на ухудшение, Наташа не сдается. Когда
ей плохо, когда тоска сжимает сердце, она с
надеждой смотрит на пейзаж за окном больницы. И
на дорогу, по которой она, может быть, и вернется
однажды в прежнюю счастливую жизнь...
Татьяна ГУРЬЯНОВА
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|