РОДИТЕЛЬСКАЯ ГАЗЕТА
С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ПАПЫ
А потом я уехал домой...
Как же трудно бывает порой понять друг
друга даже очень близким людям
В Германии на первом курсе университета
учился мой приемный сын Саша, с которым я не
виделся полгода. Наконец под Рождество я смог его
навестить.
Поезд прибыл в Ганновер по расписанию рано утром.
Шурика на перроне не было. Волнуясь, я спустился
вниз, в помещение вокзала, и сразу заметил Сашу:
он медленно шел к табло расписания поездов.
«Шурик!» – крикнул я. Он не услышал. Я крикнул
громче – он увидел и так же медленно двинулся ко
мне. Потом побежал, но тут же, смутившись своей
прыти, снова перешел на шаг. «Здравствуйте,
Анатолий Авраамович», – произнес он буднично, со
слабым подобием улыбки на лице, и протянул мне
руку.
Когда-то именно я, школьный учитель Шурика,
научил его здороваться со мной за руку. Когда-то я
же учил его говорить «спасибо» и «извините». И
вот теперь стал заложником мною же воспитанной в
нем вежливости: хотел, чтобы меня по-отцовски
обняли, а мне протянули руку с вежливым:
«Здравствуйте» и «Извините, что опоздал».
Всю дорогу в такси он весело болтал о чем-то
пустом. Я подыгрывал, хотя настроение было
испорчено. И ждал. Реальность, как всегда, когда
очень ждешь чего-то хорошего, оказалась иной.
В Сашиной комнате был настоящий кавардак:
неубранная постель, разбросанные вещи. Тут бы
моему отцовству взмыть от гордости: ведь так не
стесняться можно только самых близких. Но я был
почти мрачен.
На кухне, где мы пили чай, тоже творилось что-то
антинемецкое. Раковина по самый кран была
завалена грязной посудой. На деревянном столе
без скатерти – крошки и липкие пятна. В углу –
гора пустых бутылок. И ничего к чаю.
– Хотите сыр? – спросил меня Шурик. – Да, еще есть
банан. Хотите банан?
– Я хочу йогурт, – сказал я. Но йогурта не
оказалось.
Я наблюдал за этой суетой со смешанным чувством
горечи и жалости, не очень маскируя первое. За
пустым и искусственным разговором мы выпили чай,
а потом решили прогуляться.
Минут пятнадцать шли молча. «Замечательная
прогулка», – сказал я вскоре с вызовом. Шурик
промолчал. Как я ненавижу его молчание, его
привычку отмалчиваться, не оправдываясь, не
вступая в спор, не переходя в наступление!
И я стал говорить. Шурику досталось за все: за
опоздание, за неубранную постель, за гору посуды
на кухне, отсутствие йогурта, молчание…
– Ты же меня знаешь, – закончил я свой
обличительный монолог, – я такой, какой я есть.
– А я такой, какой я есть! – вдруг с силой почти
выкрикнул Саша, и глаза его наполнились слезами.
Господи, подумалось тогда, какой же я эгоист!
Мальчик два месяца в чужой стране, ему тяжело,
страшно, он соскучился и ждет меня, чтобы я помог,
поддержал… А я – с инспекцией: почему не так
встречают.
Я обнял его и, не почувствовав сопротивления, тут
же наговорил кучу всякого теплого, нежного. Он
покорно кивал и в ответ на мои вопросы: «Ну, ты
согласен? Ну, ты понимаешь? Больше не обижаешься?»
– то и дело по-детски повторял: «Угу».
Утром в Сочельник мы поехали в гости к моему
приятелю. Рождественскую ночь встретили в
просторном деревенском доме и договорились
утром ехать смотреть окрестности.
Но на следующий день Саша разболелся. Я уложил
его в постель, дал чай с лимоном, парацетамол.
Лишь вечером наконец раздобыли градусник – 39,6°.
Скрыв волнение, я соврал, что всего 38°, и всю ночь
просидел рядом с Шуриком.
Три дня он был в полусонном состоянии. Я приносил
ему чай, на ночь давал малину, мед, пичкал
парацетамолом, мазал грудь какой-то мазью от
кашля и постоянно измерял температуру. Я в полной
мере ощущал себя отцом и даже благодарил Бога за
то, что он подарил нам эту болезнь на двоих.
Потом я уехал домой. Прощание было кислым и
натянутым. В поезде, когда достал сумку с едой,
обнаружил йогурт, который с собой не брал.
Оказалось, Шурик в вагоне незаметно сунул его
мне. И написал вдогонку: «Если уж Вы не
чувствовали всю эту поездку того тепла от меня,
которого ждали, так, может быть, получите его от
йогурта, который пролежал в кармане моей куртки
часа два и успел согреться».
С йогурта началась и йогуртом закончилась эта
поездка. Но мне запомнился не он, а градусник. Та
самая изящная желтенькая вещичка, похожая на
музыкальный инструмент, вроде маленькой свирели,
которую я выпросил, уезжая, у хозяев на память.
Теперь он у меня дома, на полочке самых дорогих
мне подарков.
Больше я им не пользовался. Поэтому ртутный
столбик застыл на температуре Сашиного
выздоровления – 36,0. Упадок сил.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|