КРУГИ ИСТОРИИ
До 60-летия Победы в Великой
Отечественной войне осталось полгода. Скоро
начнут составлять планы парадов и шествий,
вписывать в бюджет затраты на салют и подарочные
наборы ветеранам.
А для поисковиков – тех, кто ищет погибших солдат
Второй мировой, старается опознать их и
захоронить, заканчивается последний накануне
60-летия рабочий сезон.
В 1995 году, накануне 50-летия Победы, власти стали
выделять средства на поисковые работы. Памятная
дата прошла, и поисковикам перестали даже
выдавать отслужившее сроки носки
обмундирование, как это делалось раньше.
Получается, погибшие и пропавшие без вести
солдаты никому не нужны, кроме родственников и
ребят из групп поиска?
Нужны. Но не затем, чтобы опознать и похоронить.
Когда в День Победы власть одноразово чествует
ветеранов и отбирает у них при этом льготы, когда
генштабовские историки не знают точно, сколько
человек мы потеряли в Великую Отечественную, но
выступают консультантами фильмов со статистами
в необмятых гимнастерках, которые должны
“патриотически воспитать молодое поколение”, в
обществе начинаются моральные мутации. И вслед
за группами поиска идут “черные следопыты” –
любители военных сувениров или торговцы
наградами, атрибутикой тех лет…
“Ваши мужья и сыновья лежат на
чужбине...”
Время не лечит, а просто закрывает
землей и залепляет зеленым пластырем трав.
Погибшие, безвестно пропавшие, они вросли в землю
и слились с водой и воздухом – но и поныне
неприютны, не упокоены. И мы, живущие, не замечаем,
как живет в нас эта неупокоенная война.
Трудно отличить при рождении немца от русского,
все едины, но раз мы никак не увидим всеобщее
людское родство в жизни, сможем ли найти его в
смерти?
Человек, о котором пойдет речь, по-своему ответил
на этот вопрос.
Пройдя войну, он давно никого не судит. Не с кем
ему больше рядиться, а надо просто разводить пчел,
косить траву, мозговать, как сделать мир по всей
земле, и ухаживать за могилами. Немецкими
могилами.
Мир без примирения
Спас-Деменск – райцентр в Калужской
области. Городок аккуратный, ухоженный, но
малолюдный. После восьми на улицах никого не
встретишь.
В Великую Отечественную под Спас-Деменском шли
тяжелейшие бои. В самом городе и вокруг него –
десятки воинских захоронений.
Здесь, на калужской земле, похоронены не только
наши солдаты. Раз в год в Спас-Деменск приезжают
ветераны и родные солдат 260-й пехотной дивизии
вермахта. Привозят кресты, устанавливают ограды
на могилах своих родственников и однополчан.
Помогают местному реабилитационному центру,
больницам, детсадам: одеждой, игрушками,
медикаментами.
“Да, приезжают, помогают”, – говорят местные
жители. И ни слова больше.
В один из приездов немецкой делегации на стене
местной библиотеки повесили мемориальную доску
– “в знак примирения русского и немецкого
народов”. Два солдата – где наш, где их, можно
различить только по каскам – протягивают друг
другу руки.
“Мы эту доску вывешиваем только на несколько
дней, когда немцы приезжают, – рассказывает
библиотекарь. – Не потому, что ее попортят.
Украдут просто. В городе все за цветным металлом
гоняются. Вывеску библиотеки и ту украли”.
“Вам бы съездить в Большие Внегощи, – говорит
библиотекарь на прощание. – Там дедушка один
живет. Он ветеран войны. За немецкой братской
могилой ухаживает”.
Петухов Василий Петрович
До
деревни Большие Внегощи приходится добираться
на машине – автобус туда ходит раз в неделю, по
выходным. Едем туда вместе с командиром местного
поискового отряда.
Полуразрушенные дворы, покосившиеся заборы.
Немецкая могила видна издали – синяя, недавно
крашенная ограда, высокий крест, гранитная плита.
Трава кругом аккуратно выкошена.
– Эй, кого ищете? – кричат со стороны.
– А кто за могилой ухаживает?
– Это я и есть. Петухов Василий Петрович. – К нам
идет седой крепкий старик с детским лицом.
Он провожает нас в дом, усаживает за стол.
Обстановка скудная, но чистая.
– Я не колдун, но угадчик. Я знал, что ко мне
приедут, будут интересоваться.
В сельсовете остался только один я участник
войны. Один.
Жизнь в оккупации
Немцы нас захватили 5 октября. Был мороз
очень сильный, как сейчас помню.
Курей ловят. Гусей ловят. Пчел растаскивают. Я в
сарай пошел, а там гранаты. Нас, пацанов, уже в
военкомат вызывали, рассказывали, как с ними
обращаться. Мне 16 лет было.
И вот я гранату эту взял, дай, думаю, погляжу.
Ручку отвернул. А там боек, красивый такой,
бронзовый. И боек нечаянно проскочил. Надо же ее
выкидывать. А немцев полная деревня. Был тут
рядом прудочек, я гранату туда кинул, она как
рванула! Немцы все сразу забегали. А я ж пацан, за
угол спрятался и бежать домой. А потом думаю: во
дурак! Они ж всех нас могли за это…
Деревню нашу, сорок домов, почти сразу же сожгли.
А нас погнали в лес собирать убитых. Человек 17 мы
нашли, все воронежские. Забрали жетоны и отдали
одному старику, Афанасу Козлову, он шестипалый
был (шесть пальцев), чтоб он отвез их. А он помер
где-то в Белоруссии. И вот теперь никто не знает,
где жетоны.
А мы тут работали дюже, копали блиндажи, траншеи.
Еще немцы заставляли дрова возить. Я и возил, как
старший сын, мать не поедет же. Две буханки хлеба
нам за это давали.
Война
…Когда немцы отступали, забрали нас с
собой копать окопы. Потом нас освободили под
Минском. Мне уже двадцать лет было. И попал я в
саперную часть. Мы как штрафники были – вроде
из-за того, что в плену у немцев были.
Был в Германии. Дошел до Одера. Есть такая река
Одер, 60 километров от Берлина. Одер тогда
разлился широко – немцы плотину открыли.
И нам говорят: кто хочет добровольно делать
переправы? Кто перевезет туда и вернется обратно,
получит Героя Советского Союза.
А танков было – вагоны. На станции стояли рядами.
И на дорогах – везде.
Мы пошли переправы делать. Слышим: канонада, бьют,
бьют, бьют… А по нам не стреляют. Возвращаемся, а
танки горят. Два полка, считай, там положили.
Это было ложное наступление. В войне не считались
с живыми силами. А другие танки прошли пятьдесят
километров по Одеру – правее прошли. И там
сделали прорыв без потерь.
Ну а потом мы в Берлине много разминировали
фабрик, заводов.
Я до 47-го года прожил в Тильзите, в Восточной
Пруссии. Зачем немцы открыли такую бойню? Неужели
они хуже нас жили? Постройка там вся хорошая.
Черепицей дома покрыты. А у нас соломенное…
Потом демобилизовался, домой уехал. Горевали мы
там! Ведь на себе пахали. Восемь баб возьмутся, а я
за плугом иду. Лес на себе носили, дома построили.
Потом я заболел, как раз когда рожь убирали. В
больнице пролежал пять месяцев.
А отца моего взяли тогда строить
Комсомольск-на-Амуре. И не вернулся он. Из нашего
колхоза только два человека обратно вернулись.
Немецкие могилы
…А за могилами немецкими мы ухаживаем
потому, что они лучше нас ухаживают за нашими
кладбищами у себя.
Я-то немножко их стиль немецкий знаю, как за
могилками следить. Очистил, травку обкосил.
Конфеточек, печеньица, медку на могилку положил.
Цветы даже сажал, да они не взошли.
Как в прошлом году немцы приезжали, как раз меду
было много. Я им дал банку 800-граммовую. Говорю,
мол, свезите в Германию, помяните там наших
солдат.
А немецких кладбищ тут много было. Одно вот в
Больших Внегощах – двести с чем-то человек
погибли. А самое большое – в Губине. Белые Кресты
называлось. Немцы, видать, белое любят. И вот они
из березок кресты делали. Но они все сгнили.
Береза быстро гниет.
Когда памятник открывали, приезжал немецкий
полковник, который 260-й дивизией командовал.
Немцы, наши – все приехали.
А я перед ними выступил, значит.
“Кто вспоминет старое, – говорю, – тому глаз и
зуб вон. Но я не буду вспоминать. Я буду говорить
как хорошо. Неужели на земном шаре нельзя сделать
одну деревню? Сколько ж можно русскому и
немецкому народу и всем народам все средства
отдавать на войну?
Что нам война принесла? Что принесла вам, немцам,
эта война? Ваши мужья и сыновья лежат на
чужбине…”
Немцы плачут.
Я потом думал всю ночь, как сделать мир на земле.
Никто не знает, никто. Я только думаю, что надо
сделать на земле одну конституцию, одного царя,
одну валюту. Вот сделали в Европе одну валюту – и
хорошо. А оружие уничтожить.
Человека облагораживает труд, а не война. Труд
создан Богом.
Ну, по Библии. Бог создал человека – мужчину.
Мужчина жил один. То ему одного не хватает, то
другого. Бог ему и лошадь, и корову, и кошку, и
собаку. А все равно чего-то не хватает. Тогда Бог
понял: не хватает женщины.
Это я знаю точно, я ведь с божественными людьми
знался.
И Бог пустил человека и женщину в сад. И говорит:
не бери яблока. А дьявол соблазнил женщину.
Пришел Бог и спрашивает: вы яблоко-то кушали? Они:
нет, мол. И он их из рая выгнал. И сказал: делайте
рай своим трудом.
Вот мы все делаем. Жилье делаем хорошее, другие
вещи. Ну зачем нам оружие?
...Я вот боюсь, что погибну в своем доме. У нас в
районе старух одиноких уже убивают.
Зачем немцы к нам лезли? Что они хотели, земли? Так
у нас сейчас вся земля пустует. Пускай приезжают.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|