ШКОЛА ДЛЯ УЧИТЕЛЯ N41 
НАШИ КОНСПЕКТЫ 

О великих педагогах принято вспоминать в связи с круглыми датами, а их работы держать на почетной полке в библиотеке. Насущная же образовательная потребность замотанного жизнью учителя обычно ограничивается методичками, новыми программами, в лучшем случае – психологическим ликбезом. Но иногда в руки почти случайно попадает книга мудрого, талантливого человека, настоящего педагога, и оказывается, что от нее невозможно оторваться. И мы в очередной раз с грустью думаем, что такие книги учителю нужно читать в первую очередь. Сегодня мы хотим отвлечься от конкретных методик и тренингов. А вместо этого поговорить о педагогике Януша Корчака, Старого Доктора, который создал в Варшаве Дом сирот и сиротский приют «Наш дом» и работал там в течение тридцати лет – до самого момента своей гибели в газовой камере Треблинки вместе со всеми детьми и сотрудниками Дома сирот. О Корчаке слышали все, но читали его книги, к сожалению, немногие. Да и издано у нас всего ничего: «Как любить ребенка» и «Король Матиуш Первый». Поэтому давайте поговорим о нем. Просто так, без торжественного повода. О педагогике Корчака расскажет Ирина Демакова, доктор педагогических наук и (что для сегодняшнего семинара особенно важно) вице-президент Корчаковского общества, руководитель молодежного движения и детских лагерей, проводимых обществом. Ирина Дмитриевна заведует кафедрой педагогики и психологии в АПКиПРО и рассказывает о Корчаке своим слушателям в академии и педагогам на семинарах по всей России. Перед началом встречи она обычно раздает листочки с текстами Корчака.
И мы в сегодняшний семинар тоже включили несколько отрывков из его книг, дневников и воспоминаний о нем.

Вопросы после семинара

– Почему современные педагоги, в том числе и молодые люди, обращаются к Корчаку? Казалось бы, столько лет прошло, время совсем другое?..
– Для меня педагогический опыт не делится на старый и новый, восточный и западный. Мы обращаемся к тому опыту, который нам необходим сегодня. Но для этого человек должен хорошо понимать, что именно ему нужно. Идеи Корчака интересны для тех, кто задумывается о гуманизации пространства детства. Их не так уж много – людей, которые считают, что педагогическая миссия состоит прежде всего в том, чтобы сохранить ребенка, не сломать его. Осознать это очень трудно, не всем под силу. И когда я говорю об этом с учителями, студентами, то зову себе в помощь Корчака, говорю, что так работать с детьми возможно. Очень жаль, что наследие Корчака мало изучают в педагогических вузах. Хотя, конечно, на лекции невозможно выучиться гуманному отношению к ребенку. Сейчас говорить о Корчаке важно как никогда. Мы живем в трудных условиях, часто в экстремальной ситуации, и учителя иногда считают, что с детьми нужно обращаться пожестче, готовя их к жизни. Но Корчак в последние свои годы вообще работал в гетто, и там, в детском доме, жизнь шла так же, как до войны в Доме на Крохмальной. «Давайте их займем, – говорил он, – чтобы им не было грустно». Даже в последние дни перед гибелью ребята ставили пьесу, готовили спектакль; а с мальчиком, совершившим попытку самоубийства из-за несчастной любви, Корчак доверительно и серьезно говорил об этом. («Доктор, а вы думали когда-нибудь покончить с собой?» – «Да, много раз... Но я уверен, что такой прекрасный человек, как ты, не покончит с собой из-за женщины».) Не «брось ты... из-за какой-то девчонки», а из-за женщины! Значит, верил, что это любовь. Такие отношения с ребенком – это иная педагогическая культура. Я много думала, отчего это стало возможным. Наверное, оттого, что он был врач, а эта профессия предполагает близкую дистанцию по отношению к ребенку. У Корчака был даже характерный жест: приложить руку к детскому лбу, определяя, нет ли температуры. Даже когда он разнимал дерущихся, проверял, нет ли температуры: потому что если дерутся, значит, больны. Он был, конечно, невероятный идеалист и романтик. Хотя в то же время говорил о том, что дети совсем не ангелы. Среди них, как и среди взрослых, есть дурные люди: жадные, завистливые, вруны.
– Как педагог, пусть не каждый, приходит к иному пониманию ребенка и детства?
– Мне кажется, первый шаг происходит на уровне профессионального сознания. Человек работает годами и считает, что тут даже задумываться не о чем: он сам был ребенком, и вообще все когда-то были детьми, и чего огород-то городить... И вдруг ему приходит в голову, что он не знает, кто они, дети, сидящие перед ним. Карл Ясперс писал, что детство – это тайна, которая откроется тому, у кого есть шифры. Корчак дает эти шифры.
Многие называют Корчака гуманистом потому, что он любил детей. Но есть и другой взгляд: гуманист – это тот, кто понимает, что смысл его деятельности – человек. Можно назвать три педагогических принципа гуманизации пространства Детства: признание самоценности детства, прав ребенка и его свободы в образовательном пространстве.
Основная трагедия воспитания состоит в том, что дети и взрослые по-разному оценивают детство. Взрослые никак не хотят признать, что если ребенка обидели, ему так же больно. А ему говорят: да какая ерунда, на это не стоит обращать внимание. Или: подумаешь, он влюбился, да у него вон двойка по алгебре!
– Сейчас идеи Корчака находят практическое воплощение?
– Корчаковские общества существуют во многих странах мира – не меньше чем в пятидесяти. Начали их создавать в 1978 году, когда отмечалось столетие со дня рождения Корчака. Помимо изучения его наследия общества организуют детские дома, приюты, детские лагеря. В России, например, мы организовывали лагерь уже двадцать один раз. Там под одной крышей мы собираем детей разных возрастов, почти тридцати национальностей, из очень бедных и очень богатых семей; помимо здоровых детей – здесь живут слепые и слабовидящие, глухие и слабослышащие, дети, перенесшие детский церебральный паралич. И все они больше всего хотят, чтобы их любили, ценили, прощали. Они вырастают и приезжают в лагерь вожатыми. Уже несколько лет лагерем руководит вместе со здоровыми товарищами слабовидящая девочка.
– Если бы Корчак попал в ваш лагерь, что бы он сказал?
– Он, я думаю, нас бы не похвалил: порядка нам не хватает. Это у нас самое слабое место. А он считал, что дети любят дисциплину. А похвалил бы, наверное, за то, что мы собрали таких разных детей (этого у него не было) и так здорово с ними работаем.
– Вы много лет рассказываете педагогам о работе Корчака с детьми. Что привлекает слушателей больше всего?
– Прежде всего пробуют создать у себя систему самоуправления. А она не воспроизводится, потому что в педагогике ничего нельзя взять и пересадить. Самоуправление – это ведь не только парламент, а долгая каждодневная работа. Я рассказываю всегда о Корчаке с надеждой, что хотя бы один человек загорится его идеями. Одного человека достаточно. Он собирает людей вокруг себя. Так происходило во многих городах. Например, Татьяна Цырлина организовала в Курске молодежное общество, ее студенты работают в детской онкологической больнице.. В Перми после корчаковского семинара преподаватель педагогического университета Нина Григорьевна Липкина создала Корчаковский центр. И все центры получаются разными. Потому что не обязательно, да и вряд ли возможно, воспроизводить жизнь Дома сирот до мельчайших подробностей. Важно другое: жить не по букве, а в духе Корчака. Тогда и формы педагогического взаимодействия придумаются. А что-то получится повторить за Корчаком. У нас в лагере есть конституция, в одной из статей которой написано, что нельзя, например, обижать маленьких, дразниться. Есть доска объявлений, на которой в первые годы появлялись надписи вроде «Ты свинья, я тебя прибью». А сейчас таких надписей уже не встретишь – не принято.
– А если... то что? Другими словами, что ждет виноватого?
– О, такие у нас бывают разборки! Однажды, это было восемь лет назад, ребята лет двенадцати напились, и самым злостным нарушителем был Л., мальчишка из Голландии. Вожатый, тоже голландец, бушевал страшно: я его убью, нет, я его отправлю в Амстердам! Я говорю: ну конечно, из Рязанской области ты его немедленно отправишь прямиком в Амстердам. Придется простить: мы же знаем, что они хорошие ребята, но бывает... Ну, ругали, конечно. А когда все немножко остыли, голландцы меня спросили, что я думаю о Л. Я сказала: думаю, что со временем он станет хорошим вожатым. Как потом оказалось, я не ошиблась: он не только стал прекрасным вожатым, но в этом году был еще и руководителем всей голландской группы.
– А какие идеи Корчака вызывают наибольшее сопротивление у учителей?
– Когда я рассказываю, что в Доме сирот был товарищеский суд, приговор которого почти всегда начинался с «суд прощает...», мне иногда возражают: еще чего, прощать! Они знаете, какие нахальные, сядут на шею и ножки свесят. Сомнения вызывает и возможность договора с детьми: что же, вот вы составили договор, и они его не нарушают? Конечно, нарушают, говорю я, постоянно нарушают. И что вы делаете? – спрашивают. Да ничего, заключаем новый договор, выяснив, почему был нарушен старый. И так много-много раз подряд. Я думаю, это и есть воспитательная работа.
– Кого можно назвать хорошим учителем по Корчаку?
– Он говорил, что хороший педагог отличается от плохого только одним: количеством сделанных ошибок.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"