МЕТАФИЗИКА ДЕТСТВА 
 

С чем мы возвращаемся из деревни?

Школа лета для городского ребенка

Летом дети растут так стремительно, будто теплый дождик поливает не траву и деревья, а исключительно и специально их головы. В мае, перед летними каникулами, ребенок один, в сентябре – уже совсем другой. Возможно, не последнюю роль в этом изменении играют различные препятствия-испытания, с которыми во множестве ребенок сталкивается именно летом, когда его жизнь не определяется заранее известным домашним и школьным укладом, а строится как бы заново. Летний ритм, летний уклад детского бытия порождают свои законы, подвиги и легенды. Счастлив тот взрослый, который сумеет увидеть их, отложив на время собственные летние же хозяйственные заботы, отвлекшись от созерцания красоты природы. Вот, например, обыкновенная жизнь деревни. Мы так часто отправляем своих детей туда на все лето и, бывает, почти на бегу потом спрашиваем: «Ну как?» Чувствуем, что изменился ребенок, но в чем-то неуловимом, непередаваемом словами. Он, может быть, и сам сказать не сможет. Но месяц, проведенный в деревне, обязательно оставляет глубокий след в детской душе. Для городского и даже поселкового ребенка такое путешествие равносильно перемещению в новый мир, потрясению и, значит, ускорению взросления.

Запах времени

Случается, выпадет удача – провести часть лета в старом настоящем деревенском доме, которому почти сто лет. Все, что до этого было доступно лишь в книжном опыте, становится частью повседневности – огромная печка, которую можно научиться топить, старая кочерга, которой, оказывается, так удобно ворошить угли, старые же угольные утюги, валяющиеся в сенях, старые коньки, цепы, прялки…
Первое время дом и дети словно бы присматриваются друг к другу. Много всего загадочного найдется на сумрачном деревенском чердаке. И первые дни жизни городского ребенка в деревне обязательно посвящаются “чердачным экспедициям”, разбавляемым вроде бы бесцельной беготней по незнакомым пока улицам. Эти путешествия по дому и беганье вокруг него имеют цель вполне определенную, хотя, если спросить ребенка – зачем, вряд ли он объяснит. А оказывается, таким образом налаживаются отношения с пространством, происходит его постепенное присвоение. День за днем расширяется территория, на которой ребенок чувствует себя своим.
Конечно, степень интереса к старым деревенским вещам у детей разная, многое зависит от степени интереса к подобным предметам у взрослых участников деревенской одиссеи. Ведь можно неожиданно наткнуться на старое прялочное донце, удивиться и побежать дальше в неуемной тяге исследования-рассматривания всего вокруг. А можно и остановиться, и спросить: для чего эта вещь предназначена, откуда она тут взялась, чья она? И тогда может произойти встреча уже не с предметом материальной культуры, но и с человеческой судьбой. Если, конечно, у взрослого, случайно или не случайно оказавшегося в этот момент рядом с ребенком, исследующим чердак, хватит таланта и душевных сил для погружения в чужую судьбу неведомого человека. Но как бы там ни было, старые вещи сразу приобретают особый статус в детских глазах своей разительной непохожестью на обычные, используемые в ежедневном употреблении. Почему-то всегда старые вещи не только ощупываются и зарисовываются, но и тщательно обнюхиваются детьми всех возрастов, словно бы именно в запахе скрыто время, которому они принадлежат.
Когда пространство дома освоено, старые вещи в нем прочно занимают место игрушек – сокровищ, которые удобно наделять волшебными свойствами и даже прятать в клады. На этой волне интереса к старине может быть легко воспринята подброшенная взрослыми идея создания рукотворных
игрушек – сделать все для своих игровых нужд самим, как всегда делали деревенские дети. И тогда являются на свет сколоченные из досок деревянные кони, тряпичные куклы с волосами из шерстяных ниток, звери, сделанные из пакли, кораблики из обструганных чурочек, непременные луки и копья, с которыми игра бесконечно длится во все время пребывания в деревне. К этим наивным кривоватым фигуркам детское сердце привязывается не на шутку, хочется даже увезти их с собой домой. Дома скорее всего они будут заброшены, вытеснены новыми яркими впечатлениями, но если случайно найдутся – в них волшебным образом сохранится воспоминание о деревенской жизни, всплывет, оживет перед глазами. Незаметно для него самого, помимо его сознания, они становятся для ребенка тем, чем для взрослого фотографии, – хранителями нового опыта, его цвета и запаха.

Труды и награды

Деревенское домашнее хозяйство – серьезное поле испытания душевных сил юного горожанина. Вода из колодца, которую надо доставать по многу раз за день, чтобы возможно было постирать, умыться, напиться, приготовить еду, возня с дровами, труды в огороде, курятнике, коровнике, на сенокосе – все это может даже оттолкнуть от деревни. Многие дети испытывают прямо-таки физиологический ужас, участвуя в хозяйственных делах. Ведь они привыкли не обращать внимания на бытовые стороны жизни, которые в городе протекают как-то сами собой, с меньшей затратой личного времени и сил. А в деревне ребенок вдруг оказывается перед фактом существенного изменения порядка вещей – времени на беготню и игры становится значительно меньше (разумеется, если это настоящая деревня, где все с утра до ночи заняты хозяйственными заботами, а не поселок дачной формации).
В ответ может возникнуть обида, страх, лень. Но если ребенок сумеет справиться с этим чувством трудности деревенской жизни, то в награду в душе родятся совершенно новые ощущения. Например, ощущение собственной умелости и нужности здесь, когда на ребенка возлагаются только ему доверяемые хозяйственные поручения. Или возникающая вдруг способность говорить гораздо тише. Необыкновенную деревенскую тишину городские дети замечают сразу, даже испытывая от нее первоначально чувство дискомфорта, когда они по привычке стараются кричать, чтобы быть услышанными. Но скоро замечают, что перекрикивать нечего – ни гула транспорта, ни суеты человеческой нет кругом. И ребята незаметно для самих себя, подражая новым деревенским знакомым, тоже начинают говорить гораздо тише, спокойнее, причем их речь быстро окрашивается местными диалектными красками, чего они, конечно, тоже не замечают.
Следом за тишиной в голосе так же незаметно является и кротость в отношениях к вещам, людям, природе. Из личного опыта ребенок скоро убеждается, что воду нельзя плескать просто так, придется опять за ней бежать на колодец. От домашней живности действительно в деревне зависит жизнь, потому и корова, и овцы, и куры быстро перестают быть для ребенка, даже очень маленького, живыми игрушками, становясь объектами заботы. Но самое, может быть, главное – за время длительного деревенского лета детьми часто приобретается особая ласковая осторожность в отношениях с людьми. Это в городе можно рубить сплеча, ссориться и разбегаться. А здесь никуда ты из ссоры не убежишь, все живут рядом и встречаются на одной улице у колодца по нескольку раз в день. Круг товарищей для игр все-таки значительно меньше. И поневоле приходится ребенку быть бережнее, смирнее, приходится учиться быстрее прощать обиды.

Лягушка в подарок

Установление добрососедских отношений с местной ребятней – это целая отдельная глава детской летней деревенской жизни. Встречаются человек с человеком, взаимно полные собственной значимостью. Кто окажется готовым открыться первым и дать другому войти в себя? Интересно наблюдать, как происходит знакомство. У дома играют в мяч “гости”. Это сразу замечается местными. По одному, а то и целой компанией они подъезжают на велосипедах и стоят поодаль. Будто бы занятые чем-то своим, поглядывают в сторону играющих, пока наконец самый смелый не решится подойти и спросить: кто такие, откуда, надолго ли? При благополучном исходе знакомства затеваются совместные игры, часто новое знакомство скрепляется обменом подарками, приводящими городских гостей в восторженное удивление. Так, однажды трем моим знакомым девочкам пяти, восьми и девяти лет новыми деревенскими друзьями щедро были подарены самые настоящие лягушки,
а их приятелю юный ловец ящериц
каждое утро приносил по нескольку штук разных видов, отчего возникла впоследствии многодневная увлекательная игра.
Такое тесное соприкосновение с природой, какое возможно в деревне, тоже становится для детей источником нового, часто очень эмоционально нагруженного опыта. Более того, эти впечатления оказываются иной раз такой силы, что их никак невозможно передать друг другу словесно. Захлебываясь от восторга, дети немеют, фразы получаются убогими. Кажется, только и возможно в этих ситуациях – смотреть, слушать, запоминать и ни о чем никого не спрашивать. Стоя в лесу у огромного муравейника величиной с них самих или встретившись впервые с морем, или горами, или живой лисой, они будто входят внутрь того, что видят, целиком захваченные новыми ощущениями. И как интересно наблюдать, как потом из этих молчаливых захватывающих мгновений все-таки выстроится новое знание! Удивительная вещь – существующее у детей отсроченное понимание, с которым я сталкивалась много раз в учительской практике. Когда пройдет неделя, а то и две, событие, уже заслоненное какими-то другими сюжетами, снова вспыхнет в сознании ребенка, наполнится яркими красками, и он станет способен задавать серьезные вопросы, что-то уточнять, переспрашивать. Как будто найдено наконец место мимолетному впечатлению, как бабочке в коллекции, и теперь можно рассматривать происшедшее со всех сторон.
Во многих семьях и в практике многих хороших школ принято писать летние дачные, деревенские, походные дневники. В этом году второклассники маленькой школы, в которой я сейчас преподаю, впервые в жизни оказались в детском лагере – поселении в настоящей глухой деревне с первозданной природой и традиционным деревенским хозяйством. Они тоже честно пытались ежедневно записывать свои впечатления. И именно картины природы выходили у них бледными, плоскими, хотя я отчетливо помню ту радость, удивление, вдохновение, которые ребята испытывали, исследуя деревню, лес и озера.
“Видели следы лося и кабана”,
“Видели ондатру и много-много ужей”, “Я пил муравьиную кислоту”. Способность младших школьников описывать увиденное словами далеко пока отстает от способности впитывать, внюхиваться, вслушиваться, ощупывать и таким образом сохранять в памяти. Несколько раз даже следовали отказы писать, словно из боязни разрушить хрупкую гармонию образа логической последовательностью фраз. А рисовали всегда с охотой, снабжая рисунки подписями. И самое удивительное, что при помощи этих коротких отрывочных записей и рисунков потом, осенью, на первой школьной неделе, когда мы обычно открываем “летний музей”, как по волшебству, проявится, оживет минувшее лето.

Деревенские ритуалы

Деревенская жизнь окружает ребенка новыми, собственными ритуалами, из которых складывается день, отличными от городских, вроде хождения по воду, рыбалки на рассвете, вечерней встречи стада. Среди них для городского ребенка совсем необычайно мытье в бане – переживание встречи с огнем, жаром, часто пугающее. Для кого-то эта встреча может оказаться и первым опытом собственной беззащитности и абсолютной открытости, но кого-то может одарить и опытом удали, крепости. И опять окажется, что это впечатление огромной силы, о котором не всегда возможно рассказать внятно. Но в ребенке существует удивительная телесная память, с помощью которой по ссадинам и разбитым коленкам легко может быть восстановлена история детской жизни в течение довольно длительного времени. Эта же телесная память сохранит и аромат нагретых бревен, и собственную первоначальную растерянность, и блаженную послебанную истому. Бывает, что маленький горожанин навсегда испугается очистительного жара, и тогда душа его сделается действительно городской, тоскующей без удобств жизни, предлагаемых цивилизацией. Но бывает и наоборот – полюбив неказистую на вид деревенскую повседневность, ребенок вдруг неожиданно прилепится к самым корням бытия своего народа.
Летний деревенский быт дарует ребенку возможность и других встреч с огнем, жизненно ему необходимых, когда он наблюдает, а то и сам участвует в растопке русской печи или печки-голландки, когда вечерами разжигают костер, уничтожая накопившийся за день мусор. Для деревенского ребенка огонь – воплощение пользы, элемент хозяйства, для городского – скорее объект восхищения и исследования. Его костер должен быть непременно с картошкой, тихими разговорами, ковырянием в огне длинной палочкой, пачканьем лица золой. Никакими запретами невозможно отбить эту охоту ворошить огонь и вынимать его из костра на кончике сухой веточки, подносить к лицу, чертить в ночном воздухе оранжевым светлячком.
Огонь большого костра – “запретный плод”. Дома, в городе, многим приходится только мечтать о костре, читать в книжках, отчего огонь для ребенка долго в отличие от воды или земли не становится своей, освоенной стихией. До тех пор, пока он сам не научится быстро и ловко его разводить и поддерживать (что, кстати, сразу автоматически повышает статус человека в детском сообществе). Может, оттого и привлекателен огонек на конце палочки – вот он, костер, у тебя в руках, прирученный, нестрашный, собственный? Может быть, и взаимное шутливое вымазывание золой – это тоже своеобразный ритуал “приручения огня”, погружения в него? То, с чем играешь, не страшно.
Похоже, именно в такие тихие, теплые, безмятежные вечера совершается очередной рывок взросления. Дневные труды, в которых приобретен новый опыт, как будто подытоживаются сейчас. Не умел, а теперь умею, не знал, а теперь знаю, не видел, а теперь… Внешне ничего особенного не происходит, но когда обступает ребенка деревенская вечерняя тишина, он становится немножко богаче и старше. Еще день жизни прожит. Уже вернулись с выгона коровы, уже выпито молоко перед сном, догорают последние угольки в костре. Человека, особенно маленького, легко охватывает в такой тихий предсонный час чувство покоя, защиты, ласки. Совершенно неожиданно из этого чувства может возникнуть и другое – появится в душе еще не бывшее до этого чувство своей земли. Эта деревня, это место под вечерним небом может оказаться не только частью воспоминаний, но и территорией, на которой освоилась душа. Границы видимого, обитаемого для ребенка мира как-то незаметно раздвинутся. Если он вернется еще раз сюда, он уже приедет на свою землю. Не первопроходцем, для которого все ново, опасно, странно, а именно вернувшимся человеком, который первым делом побежит проверять, все ли так, как было в прошлый раз. И повторяющиеся деревенские ритуалы сослужат ему свою замечательную службу – неподвижный деревенский мир отразит, как в зеркале, насколько человек вырос и изменился.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"