Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №51/2004

Четвертая тетрадь. Идеи. Судьбы. Времена

ЛЮБИМЫЙ ГОРОД
РЕКА

Шекснинские радости

Можно сказать, что Череповец стоит на Рыбинском водохранилище.
Но точнее – все-таки на берегу реки Шексны. Да, большую ее часть принял в себя этот гигантский водоем.
Но маленький кусочек сохранился.

Зачем нужна река? В первую очередь конечно же для рыбной ловли. Этакий неиссякаемый гигантский холодильник, откуда каждую минуту можно вытащить кусок живой еды.
Немецкий путешественник Г.Штаден замечал в шестнадцатом столетии: “По реке Шексне нет городов или замков, но по дну забиты забои из бревен, на них ловится осетр, который идет из Каспийского моря и направляется к Белозеру. Осетр этот поедается при дворе великого князя”.
То есть выходит, что во времена этого путешественника от Шексны иного толку не было, кроме как промыслового. А промышляли в то время весьма и весьма браконьерскими способами. Упомянутые Штаденом “забои” назывались езами. Ез – это “перегородка на реке из кольев, жердей, прутьев; запруда, закол для ловли рыбы”. Ез был немалой ценностью. Сам князь Дмитрий Донской писал в своем известном завещании: “А сына своего, Андрея, благославляю куплею же деда своего – Белым озером, со всеми волостми, и Милолюбский ез”.
Неудивительно – ведь ез был вещь нешуточная. Вот, например, как выглядел один из них – Цылинский: “А в том езу 28 козлов. А выходит в тот ез лесу большого на козлы 80 дерев, да на переклады и навалу 120 дерев, да на грузила и на суковатики среднего лесу 90 дерев, а в клетку выходит 70 бревен, а мелкого лесу на засовы 1450 жердей. А в пором (то есть в плот, с которого обслуживался ез. – А.М.) выходит большого лесу 5 колод, да 17 бревен поперечных, да 2 бревна, да 16 тесин, да стырь, да палица”.
Со временем в славу вошла здешняя стерлядь. Когда Гавриил Романович Державин перечислял в стихотворении “Приглашение к обеду” черты шикарного застолья, он начал именно с нее:

Шекснинска стерлядь золотая,
Каймак и борщ уже стоят,
В графинах вина, пунш, блистая
То льдом, то искрами, манят;
С курильниц благовоньи льются,
Плоды среди корзин смеются,
Не смеют слуги и дохнуть,
Тебя стола вкруг ожидая;
Хозяйка статная, младая
Готова руку протянуть.

А краеведы Э.Риммер и М.Бородулин устами пароходного буфетчика перечисляли здешние рыбные яства:
“– Есть ли стерлядка? – спрашиваете вы у буфетчика, открывая меню.
– Как же-с, – изумляется он вашей неосведомленности. – Как не быть? На Шексне-с, сударь, стерлядь для всякого буфетчика обязательна. Вот, извольте-с, рыбное горячее: солянка жидкая сборная из стерляди, солянка московская из стерляди же, стерлядь паровая, стерлядь разварная, она же по-русски, и кокиль из рыбы. Есть и севрюжка “американ”, и осетрина по-русски, и рыбное жаркое из стерляди, осетрины и судака, и рыбное холодное – ботвинья с осетриной, осетрина с хреном, майонез из рыбы, салат. Из закусок – икра, балык, бутерброды со свежей паюсной икрой”.
Вряд ли краеведы слишком уж преувеличивали. Вероятнее всего, рыбный ассортимент шекснинских пароходов был приблизительно таким.

* * *
Но не к одному рыболовству сводилась роль речки Шексны в жизни Череповца и ближайших окрестностей. Вовсю эксплуатировалась и сама вода – Шексна была одной из важных транспортных артерий, спасением местных купцов. Об этом даже слагались легенды. Вот лишь одна из них: “Плыл по Шексне купец в лодке с товаром. В виду устья реки Ягорбы ясным утром на землю внезапно опустилась тьма, да такая, что солнце исчезло, а на небе выступили звезды. Испугался купец, пал на колени вместе со своими спутниками, принялся молиться… Спустя какое-то время из-за высокого холма на мысу при слиянии Шексны и Ягорбы засияли сначала отдельные лучи, а потом все шире разлился свет, и солнце снова показалось на небе во всей красоте! С испугу купец дал обет поставить на “огненной горе” часовню, что и исполнил через пару лет”.
Кстати, это не что иное, как легенда об основании самого Череповца. Поскольку в 1360 году сюда, к этой часовне, явились два монаха из Москвы – Феодосий и Афанасий – и основали Воскресенский монастырь, возле которого и был поставлен город.
Естественно, речное судоходство не могло не интересовать здешних купцов. В первую очередь конечно же братьев Милютиных. В “Кратком очерке возникновения города Череповца…” об этом говорилось прямо: “В 1860 году появился на р. Шексне первый пассажирский колесный пароход “Смелый”, 20 сил, под прежним названием “Ундина” совершавший рейсы между Ораниенбаумом и Петергофом, купленный Милютиными у Н.И.Мюссарда за 3500 р., с уплатою при покупке 1500 руб., а остальные – в 2 года. Пароход был длиною всего в 14 саж., невысокий боками, мелкосидящий – до 14 вершк. На нем был только тент, но кают не было; затем уже этот пароход в доке был переделан, сделаны были палуба и каюты.
Этим пароходом была открыта пассажирская линия от Череповца до Рыбинска и вверх по Шексне до Чайки.
На следующий год был приобретен первый буксирный небольшой винтовой пароходик от того же Мюссарда под названием “Филипп Ирапский”, который и положил начало буксирному пароходству по Шексне и навсегда заменил конную тягу судов, столь гибельную для населения распространением сибирской язвы”.
В 1864 году в честь посещения Череповца одним из членов императорской фамилии, ныне забытым цесаревичем Николаем Александровичем, “братьями Милютиными на заводе Макферсона… был заказан пассажирский пароход в 50 сил и наименован “Цесаревич”, стоимостью в 17 500 руб., с уплатою денег в 4 года. Пароход этот относительно удобства и комфорта удовлетворял невзыскательную в то время публику. Сначала пароход отходил два раза в неделю, теперь же ежедневно, да еще три парохода совершают рейсы (“Краткий очерк возникновения города Череповца…” датирован был 1910 годом. – А.М.)”.
И далее: “Кроме того, в конце 1868 года на своей судостроительной верфи была осуществлена Иваном Андреевичем идея открытия русского общества торгового мореплавания постройкою трех деревянных судов: 2-х шхун “Великий князь Алексей” и “Царское Село” и брига “Шексна”. Первая из них была спущена на воду в присутствии Его Императорского Высочества Великого Князя Алексея Александровича при посещении Им
г. Череповца в 1870 году, в честь коего и была названа шхуна. Шхуна эта по прибытии в Петербург была поставлена у Дворцовой набережной и удостоилась посещения Высочайших Особ и высокопоставленных лиц и обратила на себя внимание столичных жителей. Эти суда были нагружены товаром в Кронштадте и совершили заграничное плавание”.
Сам же Милютин не без гордости писал об этом: “Корабли, сверх ожиданий, оказались лучшими ходоками, получив свидетельства 1-го класса Английского Ллойда (так называлась британская страховая компания. – А.М.), ходили во все северные европейские порта, а затем из Ливорно, с мрамором, в Бостон, в Америку, а оттуда с юфтью в Англию и т. д. Один из них потом при входе в устье Печоры погиб (с солью, которую вез для Печорского края) благодаря отсутствию вех и бакенов”.
Речь шла о шхуне под названием “Великий князь Алексей”. А шхуна “Царское Село” и бриг “Шексна” Милютины продали”.

* * *
Но Милютины не ограничивались одним лишь строительством, покупкой и продажей пароходов. Иван Андреевич писал в Новгород губернатору (в то время Череповец входил в Новгородскую область): “С 1863 года я первым начал вводить буксирное пароходство и продолжаю его расширять по настоящую пору, борясь с препятствиями. Трехлетний опыт показал, что развитие пароходства на Шексне полезно и важно не в одном торгово-промышленном отношении, но и в сельскохозяйственном, потому что много рук и лошадей освободит оно от бесполезной и тяжелой коноводской работы и обратит их к земледелию или к другой производительной промышленности.
Чтобы развить пароходство на Шексне в степени, соответственной потребности… я обратился лично здесь в Петербурге к господину Министру путей сообщения, который, хотя сознает пользу и необходимость в развитии пароходства на Шексне, но тем не менее желал бы в этом отношении еще слышать заявление или засвидетельствования Начальника губернии, через которую проходит большая часть реки Шексны”.
Милютин заботился о так называемой Мариинской системе – реках Шексне, Ковже, Вытегре и Свири, связывающих Волгу и Санкт-Петербург. Иван Андреевич в подробностях описывал ее: “Готовым природным путем я называю р. Шексну от Волги до Белоозера из 400 верст – 330 верст, Белое озеро 40 в., р. Ковжа 40 в., это к Волге, по ту сторону водораздела; затем по сю сторону, к Петербургу: р. Вытегра 20 в., Онежское озеро 30 в., р. Свирь на 200 – 150 в., Ладожское озеро 160 в., или рядом с ним идущие две параллели каналов 150 в. и р. Нева до Петербурга 50 в., далее уже идет бесконечное море.
Между этими противоположными направлениями течения рек лежит водораздел с богатейшими бассейнами и источниками воды в виде озер Ковжского и других, которые тянутся непрерывной цепью, раскинувшись по плоской возвышенности, разделяющий Каспийский бассейн от Балтийского, и от этой черты разделения вод идут: к Волге шлюзованная часть р. Ковжи на 40 в., а к Неве шлюзованная часть р. Вытегры на 60 в. Вот на них-то и устроены были, по мысли Петра Великого, шлюзы, чтобы при помощи их подняться судам на упомянутую возвышенность и спуститься с нее (недаром говорится в Священном писании “на горах станут воды”, а нам остается добавить “и пройдут пароходы”)… Таково географическое положение занимает Мариинская система, – этот своего рода Панамский канал”.
Увы, эта удобная череда рек в иных местах была и мелководна, и узка. Требовались капитальные работы по благоустройству той речной системы.
Рыбинские и петербургские купцы (конечно, раззадоренные И.Милютиным) писали: “Если бы Правительство затруднилось в пожертвовании подобного значительного капитала (работы оценивались в 10 миллионов рублей. – А.М.), с полной затратой, или даже с возвратом посредством особого судоходного сбора в продолжение известного времени, по примеру канала Императора Александра II, или другим каким-либо эксплуатационным образом, то купечество принимает на себя обязательство собрать капитал и устроить путь на тех началах, какие, по обоюдному соглашению с Правительством, выработаны будут, нисколько не рассчитывая в этом отношении на особенно выгодное помещение капитала, а имея в виду государственную пользу”.
Под этим документом подписались 126 предпринимателей. Дело начинало потихоньку двигаться. Очень уж потихоньку – к 1896 году вырыт был Луковецкий перекоп, который на семь километров сократил путь по Шексне. Где-то подправили дно. Где-то поставили шлюзы. Но и требования к системе возрастали. Иван Андреевич писал: “Мы всегда… старались удовлетворить только потребности вчерашнего дня, а не дней будущих, вперед не смотрели, благо удавалось, когда приходила беда на двор, отпихивать ее, и слава Богу! Так думали и смотрели на Мариинскую систему сорок лет, починяя и поправляя ее для одних задов”.
Тем не менее, по сведениям начала века, Череповец был очень даже крупным портом: “В г. Череповце на реке Шексне находятся две пароходные пристани, куда приходят и отходят пассажирские пароходы из Рыбинска в Череповец, из Чайки в Череповец и обратно. Кроме того, в летнее время вдоль берега останавливается масса судов, идущих по реке Шексне из Рыбинска в Петербург, частью для выгрузки, частью для загрузки.
С проведением же железной дороги Петербург – Вологда, в особенности ветки к ней, пристань “Череповец” займет первое место, потому что здесь будет останавливаться почти весь караван, идущий из Рыбинска, и перегружаться на железную дорогу, по которой кладь пойдет дальше на Петербург, вследствие чего эта пристань будет иметь важное значение для Мариинского водного пути, как передаточное звено груза с Волги на Петербург”.

* * *
Кстати, коммерческая роль реки Шексны не ограничивалась судоходством. Пока Иван Малютин хлопотал об улучшении водной системы, Н.В.Верещагин, брат известного художника, корпел над посланием министру земледелия и государственных имуществ: “В нашем хозяйстве, при обилии леса и поеменных лугов по реке Шексне, и также при совершенно песчаной почве, мне представляется один выход – развить молочное скотоводство. Когда я посоветовался об этом с покойным отцом, то услышал от него такой совет, что для успеха дела предварительно самому следовало бы изучить сыроварение. А так как в соседней с нами Вологодской губернии, всего в 120-ти верстах от нас, по соседству с тамошним нашим имением была сыроварня, я попытался изучить сыроварение там. Швейцарец-сыровар сначала согласился учить меня варить сыр, а потом отказался, отговариваясь: “Научи вас, русских, делать сыр, нам, швейцарцам, делать будет нечего”. Еще барон Гакст-Гаузен, описывая свое посещение Вологодской губернии, упоминает о швейцарцах-сыроварах как о лицах, наживших большие деньги от того, что успевали держать свое производство в секрете. Мне пришлось искать другого места для обучения, и сколько я ни старался искать, нет ли где русского сыровара, мне удалось услышать только об одном царскосельском сыроваре Лебедеве, за обучение коего Удельным Ведомством было заплачено швейцарцу-сыровару, нанятому на удельную ферму под Петербургом особо, сверх получаемого им жалования, еще 850 рублей. Я обратился к Лебедеву с просьбою научить меня сыроварению и сговорился с ним, что за 65 руб. в месяц он даст мне помещение со столом, в то же время будет учить меня варить сыр. Сыр Лебедева выходил неважный, со множеством очень мелких глазков, и сам Лебедев жаловался, что его мастер обучил, да не вполне, не желая будто бы открывать ему всех секретов”.
Как нетрудно догадаться, с производством сыра вышло так же, как и с обустройством водного пути, – что-то, конечно, вышло, но не так, как этого хотелось изначально.
Река же Шексна оставалась одним из символов провинциального, торгового Череповца:

В неведенье, в невиденье
Деньгу копил купец.
Как барышня на выданье,
Скучал Череповец.

И пахла жизнь лабазами,
Трестою и треской,
Пронырами, пролазами,
Уездною тоской,

Добытыми с оказией
Романами Дюма,
Старинною гимназией
И страстью без ума.

Душевною обидою,
Слезами, бегством в лес.
Я много в жизни видывал
Диковин и чудес.

Клубится над полянами
Ночь белая ясна.
Гружеными белянами
Колышется Шексна.

Кипит стальное варево,
Клокочет и поет.
В полгоризонта зарево
Над домнами встает.

И новыми поселками
Оттиснутый в конец
Под липами и елками
Притих Череповец.

С молитвами отпетыми
Забился в уголок,
Кредитными билетами
Оклеив потолок.

Он жизнь кончает праздную,
Совсем уходит в тень.
А я сегодня праздную
Со всеми новый день.

И, русый чуб поправивши,
На весь душевный жар
Аккордеон за клавиши
Потрогал сталевар.

На перламутре плавится
Литого солнца медь.
“…Зачем тебе, красавица,
Одной в саду сидеть…”
Михаил Дудин

* * *
И все же была у Шексны светская, даже культурная жизнь. Здесь, например, Милютин принимал царевича. Уже упомянутый “Краткий очерк возникновения города Череповца…” сообщал: “В 1863 году, как бы в поощрение начатых трудов Милютиными на пользу государственную, неожиданно в июне месяце 1863 г. совершил путешествие от Петербурга по Мариинской системе ныне в Бозе почивший Его Императорское Высочество Наследник Цесаревич Николай Александрович.
Не теряя ни минуты, братья Милютины, разукрасив свой незатейливый пароход-первенец “Смелый” и сформировав команду матросов из граждан г. Череповца во главе с В.А.Милютиным, все, одетые в русские бархатные кафтаны и в поярковые шляпы местного производства, отправились вверх по р. Шексне для встречи Его Высочества в Огнему Кирилловского уезда, близ Чайки. Встретив Его Высочество, оба брата приветствовали Его хлебом-солью (хлеб заменял исторический Череповецкий ситный). Затем Его Высочество, пересев на пароход “Смелый”, продолжал путь по Шексне до Череповца, а Иван Андреевич поехал в Череповец горою, чтобы встретить Его Высочество в своем городе вместе с депутациею от г. Череповца”.
Спустя несколько лет произошло другое великосветское событие: «В августе месяце 1866 года является в Россию Американская эскадра с посольством во главе с г. Фоксом для поздравления Государя Императора по поводу спасения Его жизни 4 апреля 1866 года. Недолго думая (черепане вообще в то время не задумывались, а шли натиском, грудью вперед), решили отправиться в Кронштадт приветствовать Американцев. Живо составилась депутация из купцов-черепан: И.Г.Озерцова, П.М.Тарасова, В.М.Волкова во главе с Василием Андреевичем Милютиным. Наняли пароход и отправились в Кронштадт приветствовать Американцев. Поднося посланнику хлеб-соль, благодарили в его лице Американцев за сочувствие. Отдавая посланнику хлеб-соль ситный, испеченный в Череповце, депутация объяснила ту его особенность, что он всегда подымается, как бы сильно ни сжимали его. На что г. Фокс отвечал: “Как солнце стоит в середине вселенной и соединяет своим тяготением все светила небесные, так и Царь Русский соединяет в Себе все чувства земли русской. Но вот теперь перед нами выступает одна из единиц необъятного русского царства с чувством беспредельной любви и преданности Своему Императору. Этот хлеб похож на Россию и Америку. Обе эти страны так же подымаются, как бы сильно ни сжали их извне”. Затем осушил бокал за благоденствие г. Череповца. Этот бокал вместе с национальным Американским флагом и собственноручною подписью на нем и своею фотографическою карточкою г. Фокс вручил депутации на память г. Череповцу. Бокал, фотографические карточки г. Фокса и депутатов Череповца, оправленные в серебро, на особом постаменте, и национальный флаг Америки находятся в зале Городской Думы. Вот с этого момента Черепане уже стали называться “Американцами”, а не “белохребтыми”».
И разумеется, прогулки по Шексне с огромным удовольствием предпринимали самые что ни на есть простые обыватели:

Чудна чудная машина –
Развеселый пароход,
Уж мы сядем и поедем
Во Черепов городок.

Тем более что виды с парохода открывались очень даже соблазнительные. Путешественник Лука Петров писал о них: “За рекою Ягорбою от востока и севера представляются взору неизмеримые дремучие леса. Напротив, по течению Шексны, от юга и юго-запада самые пленительные виды, обширные равнины и на них многолюдные селения, между которыми возвышаются каменные храмы, стоящие один от другого в недальнем расстоянии”.
А поэты воспевали славную Шексну в своих прочувственных и романтических стихотворениях. К примеру, Игорь Северянин:

Шексна моя, и Ягорба, и Суда,
Где просияла первая любовь,
Где стать поэтом в силу самосуда
Взбурленная мне предрешила кровь.
Вас повидать мое желание,
Непобеждаемое, как весна...
Сияет даль, и там, в ее сияние,
Моих слиянных рек голубизна.

* * *
А речка Ягорба, впадающая в Шексну, такой известностью не пользовалась. Впрочем, и она иной раз привлекала внимание путешественников. Один из них, некто И.Ф.Тюменев, писал в своих заметках о посещении Череповца: «“Нет ли у вас в городе старинной церкви какой или часовни?” – обратился я к извозчику. – “Есть Источница старая”. – “Вези к Источнице”. Он свернул направо, проехал в конец города и привез нас на берег речки (кажется, носящей название Ягорбы). Там стояли две часовни, одна новая, каменная, а другая деревянная, очень ветхая. Окна в ней были забиты досками. Сквозь щели мы могли рассмотреть в полу часовни четырехугольный обруб колодца; пол весь в дырьях и сильно перекошен; на стене большая икона “Положение во гроб”. – “Это и есть Источница?” – “Это и есть”. – “А по какому случаю она тут поставлена?” – “Не знаю”. – “Может быть, что-нибудь про нее рассказывают, старину какую-нибудь?” – Нет, ничего не слыхал”».
Но, конечно, речке Ягорбе с ее “Источницей” до Шексны было далеко.


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru