Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №20/2004

Четвертая тетрадь. Идеи. Судьбы. Времена

ИДЕИ И ПРИСТРАСТИЯ 
КОФЕЙНЫЙ БАРОН 

Николай КРЫЩУК
С.-Петербург

Горят ночные окна

Детектив – это сказка на ночь для взрослых

Все мы пленники сюжета. Попытки писать бессюжетную прозу были всегда, иногда замечательные, даже гениальные, но ни одну из таких книг я бы не решился назвать великой. Сюжет предлагает ту, пусть мнимую, связность и причинность событий и состояний, которых втайне жаждет даже самое разорванное, испепеляющее себя сознание. Он дает возможность почувствовать себя действительным персонажем внеположных происшествий и хотя бы на время уйти от тяжелого сомнения в реальности собственного существования. История редко когда и редко кому предоставляет возможность стать героем своего сюжета, роман предоставляет ее каждому.
Магическую силу сюжета имел в виду Пушкин в своем предсмертном письме Ишимовой: “Открыл и невольно зачитался. Вот как надобно писать”. Здесь читатель воистину равен создателю произведения и может вслед за поэтом повторить: “Над вымыслом слезами обольюсь”. То есть в вымысле именно и обретает подлинность чувств, как это происходит с художником. Можно сказать, что сюжет – единственный в своем роде наркотик, который уводит от жизни посредством самой жизни.
Начинающий ищет сюжет даже в симфонии, в беспредметной живописи, в том, что теперь называют абсолютным кино. Он подходит к этому, как архивный исследователь, который пытается по обрывку документа воссоздать событие. Проходя мимо собственно художественного замысла, вернее, сквозь него, он в своем простодушии и пытливости по какому-то другому, может быть, большему счету оказывается прав. Потому что всякому произведению предшествует человеческий сюжет.
Любой художник, создавая общезначимый, “чужой” сюжет, мечтает о том, чтобы его поймали на оговорке, чтобы читатель догадался о личной тайне художника, ради сокрытия которой творилось произведение, почувствовал то, о чем не сказано. Муки и сладость рождения такой формы, открывающей и одновременно сокрывающей тайну, сами по себе являют человеческую, сердечную историю, а не формальную изощренность. Мимо нее простодушный читатель, которого мы хвалим за непосредственность, как раз и проходит.
Но – к теме.
В детстве и в юности мы не только пленники, но и рабы сюжета. Крайним и наиболее очевидным выражением этого является любовь к детективам.
При этом все, о чем я говорю как о явлениях возраста, у кого-то может сохраниться на всю жизнь. Не в этом дело.
Детектив дает наслаждение погрузиться в интригу, которая на последних страницах книги непременно получит разрешение (что-то вроде ответов на упражнения в конце книг по занимательной математике).
Открытый финал в детективе принципиально невозможен. В отличие от литературы, где развитие сюжета является способом решения некой нравственной или философской задачи. Детектив не только ставит вопрос, но тут же и решает его. Правда, он и ставит только посильные вопросы.
Однако иллюзия того, что в процессе чтения мы тем еще занимаемся, что решаем некие жизненные проблемы, все же возникает. Речь как-никак о неутолимой страсти и вражде, уходящей корнями в глубину рода, о благородном мстителе или сентиментальном интригане. Поиск убийцы представляется в этот момент поиском истины, а щелчок замыкаемых наручников – голосом самой справедливости, слегка дефективным, правда, от выпавшей в неравном бою фиксы.
Детектив – это сказка на ночь для взрослых. Хорошо засыпать под шорох платья коварной служанки, которая в действительности является побочной дочерью хозяина и мечтает только о том, что наследство, полученное после того, как она с помощью медленного яда отправит на вечный покой отца, будет хорошей наградой за оскорбленное детство. Жаль только, матушка, проводящая остаток дней в приюте для умалишенных, сможет оценить лишь горячие обеды и фрукты, которые ей будет подавать теперь каждый день персональная прислуга, и никогда не порадуется, что дочь ее стала герцогиней. (Возможно ли это юридически? Да какая разница?) И так далее, друзья мои, и так далее. Спокойной ночи.
Спокойно засыпайте еще и потому, что вечно бодрствуют за нас Пинкертоны и Холмсы, майоры Пронины и Каменские, Коломбо, Ниро Вульф, комиссар Мегрэ, Пуаро… Мир детектива так похож на некую республиканскую монархию, в которой правит тот, кто является одновременно и помазанником Божьим, и доверенным лицом народа. Мы в этом случае благополучные обыватели и лояльные граждане, доверившие свою судьбу не случаю, а господину, который получил власть над обстоятельствами благодаря уму, проницательности, врожденному чувству справедливости и удивительному знанию людей. Горят ночные окна…
В тоталитарных обществах уполномоченными по справедливости являются обычно госслужащие, в демократических – частные лица. Тем и другим свойственны, однако, человеческие слабости, не препятствующие выполнению должностных обязанностей. Это правильно. Таким всегда больше доверяют не только тираны-начальники, но и сослуживцы.
Но и не в детективном сюжете нас тоже занимает прежде всего интрига. Мы до времени не полностью посвящены в обстоятельства событий, а потому клюем не только на качественную наживку, но и на синтетическую мормышку. Любопытство гложет. Кто да с кем? Кого да за что? И чем все это обернулось?
Пусть у вас болит голова только о собственном хозяйстве и прибыли или, напротив, поглощены вы решением проблем исключительно духовных, – любопытно и вам: как там у этих-то все получилось? Значит, и вы более или менее усердный читатель такой прозы.
А как не посочувствовать по ходу распутывания интриги исполненной красоты и прочих достоинств бесприданнице, или взявшему все своим трудом подкидышу, или настрадавшемуся блудному сыну, которого не узнал отец, и не порадоваться одновременно тому, что возмездие настигло наконец разбойника (шпиона, спекулянта, продавца родины, сутенера, бюрократа, алиментщика и успешного артиста, второе десятилетие не отвечающего на письмо старушки-матери)? И время провели с интересом, и нравственное чувство получило удовлетворение.
Еще (непременно) описываемое событие должно быть неординарным, происшествие в нем должно содержаться исключительное. Если убийства, то хитроумные или супержестокие, если измены, то циничные, катастрофы – глобальные, войны – столетние, любовь – до гроба и дальше. Но чтобы все похоже было. Как в жизни, которой мы не жили, но знаем. Эмоциональный аппарат требует подзарядки, потому что жизнь вокруг скучна и почти не требует наших переживаний.
В эти благословенные годы мы читаем чаще всего про что-то или про кого-то, как читают документалистику. Про войну. Про любовь. Про индейцев. Про мореплавателей. Про наших в Америке. Про физиков. Про первобытное общество. Про хакеров. Смысл в самом сюжете и в теме.
А философия и психология… С них-то и началось подтачивание вечного, казалось бы, царствования сюжета. Такие авторы пишут как будто о других, но, в сущности, все это театр собственной души. И нас к этому же понуждают.
Но не хочется нам. Пока не хочется. И ну его, автора, с его проблемами и философией! Важно, про что он написал. И чтобы занимательно.
Паренек на экзамене с жаром стал рассказывать сюжет “Повестей Белкина” Льва Толстого. Ему попытались подсказать, что произведение принадлежит Пушкину. “Вы мне будете рассказывать! А Белкин, чтобы вы знали, к этому вообще отношения не имел”.
Я жалею наших школьных учителей. Но пусть все же и они посочувствуют ученикам, этим лишним людям, которые любят читать про войну и про любовь.


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru