НА СОЛНЕЧНОЙ СТОРОНЕ ЗИМЫ 
 

Есть такая теория, будто мир целиком зависит от человеческого взгляда. Посмотрел человек на жизнь мрачно – и жизнь тут же преподнесет ему неприятный сюрприз. Посмотрел весело – и сразу удача поворачивается к нему лицом. Мрачные люди, конечно, не любят эту теорию. А веселые – всегда ее активные сторонники. И им не понять друг друга, пока, как говорится, не предстанет небо с землей… Теория, возможно, и легкомысленная – как все теории, придуманные счастливыми людьми. Потому что счастливому человеку ничего не нужно объяснять, он и так видит в своей жизни смысл. Но есть в таком взгляде на жизнь одна безусловная истина, с которой, наверное, согласятся и оптимисты, и пессимисты: чтобы суметь изменить мир в лучшую сторону, нужно в нем сориентироваться, увидеть лучик света, найти направление для движения. Иначе, погрузившись в повседневные печали и заботы, мы не поймем, что нужно сделать, как поступить. Даже если в один прекрасный день нам скажут: “Давай! Все теперь зависит от тебя!” – мы можем просто растеряться, раз только и делали всю жизнь, что боролись с обстоятельствами зла.
Вот почему каждый раз, когда мы замечаем в этом мире проблеск добра, работу красоты (тоже, кстати, повседневную – только замаскированную тысячей забот и печалей), мы обретаем ориентиры. Умение увидеть, понять и по достоинству оценить душевную красоту другого человека, величие гениального произведения искусства, улыбку, смех – это главное, что нужно уметь, чтобы изменить мир к лучшему. А остальное (как говорится – “знания, умения, навыки”) – приложится.
Да этому в школе и без нас учат.

Совершить чудо...

По старой памяти о собственном детстве мы стараемся дарить детям подарки симпатичные или символические, обозначающие саму область детства, – плюшевых медведей, заводные паровозы, кукол с фарфоровым лицом, машинки с блестящими фарами. Подросшим деткам дарим очень нужные велосипеды, клюшки, коньки. Дети радуются, мы тоже.
Но где-то в самой глубокой глубине смутно чувствуешь, что на самом-то деле им хочется совершенно другого, правда, не вместо коньков, а в придачу к ним. Хочется ощущения всемогущества взрослого, способного перевернуть ежедневный привычный детский мир, волшебным образом переменив в нем порядки взаимоотношений с Большим миром.
Большой мир является ребенку в виде школы, редко кому безусловно подходящей, полной противоречий. Мы должны научить, приспособить, рассказать, показать, дать попробовать, постоянно сравниваем сделанное с идеальным образцом, поскольку хотим, чтобы ребенок обрел себя в культуре. Но при этом наш ребенок такой, какой есть, мы помним об этом.
Нас обступают противоречия, нам трудно соединить в себе желание формального порядка, последовательности, технологичности, справедливости, наград и наказаний и желание милости, совершено непоследовательной, поскольку мы все-таки люди и рядом с нами – дети. Сколько раз за день я продираюсь сквозь это? Поставить или не поставить двойку – лишь самый мягкий вопрос в этой связи. Сколько раз и за что можно прощать – вопрос более глобальный. Очередной педагогический гордиев узел. И каждый раз я говорю себе: «Не знаю». И не могу знать. Всем потребно разное. Я не наберусь смелости, чтобы этот узел разрубить. Ведь в детском символическом пространстве добро побеждает не только волшебным мечом, но и волшебной палочкой тоже. Волшебная палочка прощения…
Где-то ставишь двойку именно от любви. Иначе человек потеряется, привыкнет жить спустя рукава, имея и мысли, и силы к их воплощению, но и лень – чудовищную и тормозящую. А ведь знаешь, что будет безутешно плакать, чувствуя себя оскорбленным. Где-то закрываешь глаза и берешь в интересное путешествие самого жуткого разгильдяя, хотя вначале было объявлено, что двоечники никуда не поедут. Жалко в нем ребенка, маленького, глупого, забывчивого. Тем более что чаще всего он – никому не нужный, даже собственным родителям, уличный обитатель. Не оттого ли и учится плохо, что в его доме вообще нет ничего похожего на книги, дружелюбные беседы, взаимопомощь?
Он привык держать удар и налетать первым. Такое неожиданное прощение – каждый раз маленькая катастрофа. К нему невозможно привыкнуть, оно не умещается в понятные житейские схемы. Но больше всего это похоже на чудо, обыкновенное или необыкновенное, поскольку отменяет разом известный нам причинно-следственный порядок жизни. Чудо прощения выглядит даже не фактом, действием, событием, а местом, точкой, с которой ребенок делает совершенно новый шаг в жизнь. Шаг, наполненный знанием о том, что мир не обязательно строится на товарно-денежных отношениях знаний и отметок и движется все-таки любовью, а не чем-то там еще. И ребенок выходит из этого чуда – катастрофы другим, новым. Он и сам, когда пройдет время потрясения, сможет (и захочет) строить свои отношения с людьми по образу чуда. Особенно с людьми заведомо слабыми и зависимыми от него.
Почему-то именно в такие моменты прощения больше всего ощущаешь себя учителем. Жаль только, что мы решаемся на это так не часто. Но может быть, времена праздников для того и предназначены?

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"