УЧЕБНИКИ
Культурология: История культуры России
Кондаков И.В.
Культурология: История культуры России.
Курс лекций.
М.: Омега-Л; Высшая школа, 2003
Курс лекций известного культуролога и
историка культуры Игоря Кондакова,
предназначенный, вообще говоря, для студентов, с
удовольствием прочтут также школьники и
преподаватели литературы, отечественной истории
и истории мировой художественной культуры. А
предлагаемые темы письменных работ пригодятся и
как темы школьных сочинений. Автор рассматривает
культуру как целостный организм, связывающий
“свои различные отрасли в некое исторически
закономерное и взаимозависимое единство
(систему)”. Историю культуры Кондаков показывает
на протяжении одиннадцати веков российской
истории, оговариваясь при этом, что о собственно
древнерусской культуре мы можем говорить лишь с
XI века – после принятия Русью православия.
Интересно наблюдение автора о том, почему те или
иные деятели культуры становились или не
становились классиками своего времени: “Именно
Карамзин – беллетрист и журналист, историк и
реформатор русского языка – был на рубеже XVIII–XIX
веков самой актуальной фигурой для русской
культуры. В то же время не менее значительные по
масштабу своей личности и культурной
деятельности Новиков и Радищев, по словам
Розанова… говорили правду, но в то время – не
нужную. Они опередили свое время, и их радикализм
не был по достоинству оценен современниками,
поскольку их деятельность органично не
вписывалась в систему русской культуры того
времени, а подчас и прямо выпадала из нее,
подрывала ее целостность и стабильность”.
Кондаков рассматривает культуру как
саморегулирующуюся систему, способную
поддерживать собственную стабильность.
Автор довольно остроумно замечает, что если
раньше официальная идеология четко определяла
Льва Толстого как “зеркало русской революции”,
а Солженицына как “литературного власовца”, то
теперь для нашего общества «Пушкин и Розанов,
Толстой и Солженицын, Некрасов и Фет, Репин и
Кандинский, Маяковский и Бродский, Достоевский и
Ленин объединились в одной культурной парадигме
как “наше все”. Соединение несоединимого – это
настоящий постмодернизм». Плодотворность такого
соединения автор демонстрирует на следующем
примере: “Если представить – в канун XXI века –
Чернышевского одновременно с нескольких точек
зрения: Бухарева, Достоевского, В.Соловьева,
Плеханова, Ленина, Розанова, Бердяева, Набокова,
– то образуется явный постмодернистский
дискурс: и соединить в одно целое невозможно, и не
учитывать многообразия взаимоисключающих
интерпретаций уже нельзя. И, между прочим,
Чернышевский, представленный в таком виде, не
менее интересен, чем Достоевский или Л.Толстой, и
уж, во всяком случае, гораздо интереснее, чем он
же сам, предстающий своим современникам и
ближайшим потомкам в качестве целостной
героической личности и образца для подражания”.
Кондаков также отмечает, что культура русской
эмиграции стояла перед неразрешимой трагической
дилеммой в годы Второй мировой войны: либо, с
одобрения эмиграции, в России культура погибнет
под натиском Германии, либо, с одобрения той же
эмиграции, культура в России продолжит
существование в тоталитарных оковах и в отрыве
как от русского зарубежья, так и от традиций
дореволюционной культуры. Это вызвало кризис
эмиграции и распад культуры русского зарубежья
как культурного феномена.
А вот эпоха “оттепели” названа “золотым веком”
культуры советской империи, когда появилось не
только много новых талантов, но и разнообразных
форм досуга, прежде неведомых: поэтические
вечера, “кухонные разговоры”, телевикторины,
походы с песнями у костра и др. Как подчеркивает
автор, “эти культурные формы быстро перерастали
рамки досуга и становились формами
повседневного поведения, миросозерцания и
мировоззрения, претворялись в процессах
специализированной культурной деятельности”.
Значение “оттепели” и “шестидесятников”
Кондаков видит в том, что они вернули советского
человека «из политико-идеологических сфер
спекулятивной культуры на “землю” естественных
интересов и потребностей, обратив его внутренний
взор на антропологическую сущность человека как
такового – вне идеологии, политики, социального
страха и безликого подчинения централизованной
власти, на простые общечеловеческие ценности,
будничные и вместе с тем естественные, а потому
убедительные сами по себе». Лучше не скажешь.
В заключение одно частное замечание.
Рассматривая языческую предысторию русской
культуры, автор упоминает только о славянском
язычестве. Между тем норманнское (скандинавское)
влияние в виде княжеской династии и дружины в IX–X
веках не вызывает сомнения, хотя скандинавская
мифология в дальнейшем была ассимилирована на
Руси славянской. В течение XI века, сразу после
принятия христианства, норманнские князья и
дружина, получив из Византии южнославянскую
культурную прививку, слились с податным
славянским, а также финским и балтским
населением в единую древнерусскую народность с
родным славянским языком и православием в
качестве единой религии. С этого времени и можно
говорить о собственно древнерусской культуре,
что и делает Кондаков.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|