Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №67/2003

Четвертая тетрадь. Идеи. Судьбы. Времена

ОБИТАЕМЫЙ МИР 
 

Анатолий ЦИРУЛЬНИКОВ

Дельфинеры

Вообще-то официально такой профессии нет, специально не готовят. Но если решил посвятить этому жизнь, будешь, как выражаются в их компании, «ходить кругами» – проситься, чтобы взяли.
Чему-то научат. Но главное зависит от тебя самого: станешь или не станешь дельфинером – так на профессиональном сленге именуется человек, работающий с дельфином.

Начинается эта работа в лагере на берегу Керченского пролива. Пара вагончиков, палатка, грузовик. К стойке крепится бинокль, время от времени кто-нибудь поглядывает вдаль. Если на горизонте пусто, тогда – медленно текущая жизнь, безделье, пекло или непогода, вертушка крутится на ветру. Хриплые бардовские песни и «мужская еда», как называют здесь большую ракушку, жареного рапана, – под «фанагорийскую лозу».
Вино, рыба, треп, болтающиеся на веревке гидрокостюмы – если ничего нет на горизонте. Но когда наблюдатель кричит: «Появилась группа! Гоняют рыбу!» – тут все закручивается со страшной скоростью.
Заводят мотор, в лодке трое. Андрей на носу для противовеса, Джон выпрыгивает с якорем и «сыпет сеть» – разматывает вокруг дельфинов. А Сергей Гейко, бывший замполит, рулит, загоняет зверя, он охотник, единственный, кто умеет подкрасться, окружить, сам делает снасти, поплавки, он и по жизни охотник.
Если удача, сеть вокруг стаи заметана – считай, половина дела сделана: дельфины, хотя это не составило бы им никакого труда, сети не перепрыгивают, любая преграда действует на них странным образом. Тогда тройка ловцов возвращается на берег, забирает остальных, и вшестером на двух лодках едут брать зверя. Афалину, или «бутылконоса», как назвали этот вид дельфина в семнадцатом веке моряки – за сходство с бутылкой рома.
Внутри большого круга заметывается меньший. Берут дельфинов по одному, втаскивая на брезенте в лодку животное весом двести пятьдесят килограммов. Используют специальные сети, легкие: если дельфин попал, ему хватит сил всплыть на поверхность для вздоха. При сильном ветре не ловят: веревка может вырваться, сеть подпрыгивает – возрастает риск гибели дельфина. Стараются, чтобы этого не случилось, но любая охота – грязь, кровь...
В общем, все это закручивается, но часто заканчивается ничем – стая уходит. Обычное дело. Таких пустых выходов в море может быть пять-шесть за день.
Тогда снова вагончик, вертушка крутится на ветру, и можно поболтать о жизни и разузнать подробности профессии.

Джон из «Обыкновенного чуда»

В шестидесятые романтические годы вышла сенсационная книжка американца Джона Милли: он учил дельфина английскому и утверждал, что человечество скоро вступит в контакт с «братьями по разуму».
По прошествии времени приходишь к выводу, что в наделении других существ человеческими чертами есть что-то от детства. Может, это происходит от одиночества? От того, что в себе подобных не находим доброты, улыбки, а у дельфина морда всегда улыбающаяся...
Человек, который готовит номер с дельфином, называется во всем мире не дрессировщиком, а тренером. Евгений Абрамов, в прошлом детский спортивный тренер, с этим согласен.
Мы знакомы с Абрамовым лет двадцать, со времен знаменитого пионерского лагеря “Маяк”, где Евгений – “Джон” был воспитанником в отряде на самоуправлении “Обыкновенное чудо”.
Какие качества у дельфиньего тренера? «Образование, – говорит он, – чем больше, тем лучше. Физическая подготовка, умение проплыть от стенки до стенки. Само собой желание, мотивация...»
Много народу отсеивается. Трудно объяснить, в чем дело. Почему из одного тренер выходит, а из другого нет?
«Главное – когда стоишь перед бассейном на карачках и пробуешь: а ну так попробую, а ну иначе. Ночью думаешь. Не знаю, как определить...»
В работе с животным, говорит он, необходимо терпение. Иногда хочется «багром по дыхалу». А нужно подождать, отступить. Не меньше года требуется, чтобы подготовить программу, собрать кучу черточек, которые вырабатываются день за днем.
– Поэтому, – говорит тренер дельфинов Евгений Абрамов, – лучше видишь людей. Не в том смысле, кто прячется от работы, кто нет, а более тонко...
– Почему одни дрессируют собак, другие тигров, а третьи дельфинов? – спрашиваю я.
– Средний тренер, – отвечает Абрамов, – может с любым. Но если сравнивать с цирком...
Там опыт – века, но это цыганщина.
Как-то он разговаривал с первоклассным цирковым дрессировщиком, тот заметил: а вот мне дедушка сказал, что надо привязать, дать кусок сала и т.д. То есть примитив. Для нас, говорит Евгений, если человек «делает, как в цирке», это неприемлемо. Хотя вообще-то ему лично цирк нравится. Но все зависит от цели.
Как петуха научить под дудочку плясать? Можно привязать к сковородке, зажечь примус – и будет «плясать». Можно коснуться ноги и дать петуху зернышко. Сегодня коснуться, завтра, потом сам будет.
А можно еще так: месяц просто сидеть и смотреть. Когда петух поднимет ногу – дать зернышко. С дельфинами часто только так и можно. Метод кнута и пряника не действует. Наказанный дельфин отворачивается, уходит в сторону и отказывается работать.
Вообще-то Евгений Абрамов мог бы спокойно сидеть себе где-нибудь в Египте и делать ту же работу. Семью привез бы. А не мотался с ребятами с одного конца на другой, с Черного моря на Белое или Баренцево: сняли вагончик, палатки – и поехали. Ну что это за жизнь для взрослых мужиков, которые живут в одном месте, работают в другом, ловят дельфинов – третьем.
Если подумать, зачем им это? А затем, что нужно самому пройти. Зверь проходит с нуля, и ты с ним. Ты взял его в этом заливе, ты пережил с ним стресс, выходил, выкормил, научил... Прошел от альфы до омеги. Он твой, ты сам его выбрал. А иначе дадут что попадется.
Ну и кусочек жизни, конечно. Каждый раз думаешь, замечает Евгений, – все последний раз. А подходит весна, начинаешь палаточку перебирать, о подарочках думать, что кому привезти... И еще этот устойчивый дельфиний запах на выдохе. «Рыбий?» – «Нет...»
«Появилась группа, – сообщают с наблюдательного пункта, идут с украинских территориальных вод. Не, повернули...»
Тут госграница проходит. Вон за той косой, переходить которую ребята не вправе. А дельфинам все равно: местным, транзитным – из Азова или украинским – это люди их так метят, а они просто дельфины. Играют, путают снасти, прыгают. Живут между воздухом и водой, Россией и Украиной. «Вон у косы еще один, – сообщает смотровой в бинокль с грузовика. – Одевайтесь».
Ребята натягивают черные гидрокостюмы, носки, перчатки. На берегу ветер крутит вертушку. Невод уходит в море. Хриплый бард тянет из магнитофона: «Крики чайки на белой стене, окольцованной черной луной. Это все, что оста-а-нется после меня... Это все, что возьму я с собой...»

Байкальские нерпы и дядька с телогрейкой

У Андрея Абрамова, старшего брата Джона, глаза то необыкновенно яркие, то мутноватые, как море после шторма. Кончил биофак, по диплому – зоолог-ботаник. Учился после армии и одновременно работал в Институте экологии и эволюции им. А.Н.Северцева. В то время нынешний их шеф, Лев Михайлович Мухаметов, автор открытия однополушарного сна (у дельфина во время сна «спит» только одно полушарие – каждые несколько минут он должен всплывать на поверхность – вдохнуть воздуха), – так вот в то время, говорит Андрей, шеф попросил их заняться демонстрацией дельфинов за деньги. В 1984 году на биостанции в Утрише сделали вольер, и пошло-поехало...
До этого пробовали использовать дельфина в военных целях. Конечно, можно обучить дельфина находить диверсанта в Севастопольской бухте. Но, во-первых, кто сегодня поплывет в Севастопольскую бухту, какой диверсант? А во-вторых, проще использовать технику. Американцы тоже попробовали разминировать минные поля в Персидском заливе – получилось. Но тральщик это делает лучше. А дельфин – да, красиво. Но он же может заболеть в отличие от миноискателя. Что еще? Пытались использовать дельфинов для поиска кусков космического корабля «Шаттл»: ступени взлетают, разгонный блок падает. Вместо водолазов – дельфины. Но в конечном счете от этого отказались, и «Шаттлы» продолжают летать и падать, водолазы собирают осколки, а специально обученные дельфины – кто куда. Кто в море, кто сдох... Поэтому военно-морские натовские дельфины есть, как и у нас были до перестройки, сказал осведомленный в этом деле Андрей, но реально незачем их использовать. Да, у американцев, еще вспомнил он, дельфин нырял в подводный домик, приносил почту. Но зачем, когда можно по спутниковой связи?
По мнению Андрея Абрамова, «военная дельфинология» ушла в прошлое. Так казалось еще недавно.
Но вот теперь шеф Андрея, профессор Л.М.Мухаметов, с которым я говорил, считает: роль военных дельфинов велика, благодаря им финансировались исследования. Дельфин-киллер, камикадзе и террорист – это сказки, но работа дельфина в качестве собаки-ищейки и сторожевой – реальность, и что бы там ни говорили, американский военный океанариум в Сан-Диего остался и получил мощное финансирование, а наша «экспериментальная дельфинология», сказал мне профессор, практически умерла.
«С другой стороны, – продолжает просвещать меня Абрамов-старший, – по всему миру растет популярность дельфинария, супердорогие бассейны в Канаде, в Маринлэнде, сам там был. Три миллиона посетителей в год. И у нас тоже народ ходит не только в Геленджике и Ялте, но и в Москве, Питере...»
«Ну что там на вышке?» – «Тихо». – «Все, я снимаю шкуру, – говорит Джон, имея в виду гидрокостюм, в котором, бывает, приходится находиться сутками. – А ты?» «Нет, – отвечает Андрей, глянув на море, – я еще посижу».
«Все эти военно-морские игры с использованием дельфина – бросить бомбу и прочее – были на поверхности, – продолжает он. – Посмотрели, попробовали и поняли – надо работать тоньше. Наш Лев Михайлович занимается механизмами сна у дельфинов, оказывается, это имеет выход на больных с нарушением сна, бессонницей. У дельфинов сон уникально организован, во время сна все время надо выныривать...
Глубоко не ныряют, хотя американцы зафиксировали 610 метров. При этом, что интересно, ребра не ломаются, хотя на такой глубине грудная клетка должна была бы треснуть. И кессонной болезни у дельфина тоже нет – из-за перераспределения кровотоков».
Хотя эксперимент и жизнь – это немного разное, замечает Андрей. «В эксперименте очень трудно заставить животное показывать свои возможности. Один дядька байкальскую нерпу посадил в бочку и махал телогрейкой, пугая. И та боялась и просидела в бочке тридцать семь минут – есть серьезные отчеты... Я, – приводит пример Андрей из своего опыта, – с мешком рыбы сидел на сорока метрах. А котик нырял. И мы написали в отчете – сорок метров. А так, без мешка, ему нырять туда незачем, так как кальмарные поля находятся выше – на двадцати–тридцати метрах. Хотя, может быть, он и глубже нас мог нырнуть, только зачем?»
Жизнь – немного другое. В жизни Андрей называет дельфина «зверь». Может быть, из-за того, что ловит его, охотится, а на охоте есть охотник и зверь. Любознательный, игривый, социально организованный. С массой загадок. Плывет быстрее своих физических возможностей (парадокс Грэя). Пристраивается в нос корабля и долго, бывает, неделями, сопровождает его. Почему? Проявление «младенческого инстинкта»: взрослый дельфин лежит на волне идущего корабля, как детеныш лежит на волне матери, двигаясь вместе с нею. Новорожденного опекают мать и «тетка», одна кормит, а другая помогает выталкивать на поверхность для вдоха, вспоминаю я вычитанное в книжке. «А кто в море это видел, – сомневается экспериментатор Андрей, – это же в океанариуме. А у нас в Ялте папа проявлял больше заботы, чем мама. Была история: малыш проглатывает кусок провода, тот пробивает грудь – и детеныш погиб. А папа носит этого малыша, поднимает для вдоха, потом папу паралич схватил – от стресса, горя, и он сдох. А мама благополучно плавает...»
«Ну, что, – спрашивает Андрей народ, – будем обедать?»
В моем дневнике по поводу этого обеда отмечено, что среди прочего ели котлеты из катрана – черноморской акулы. Вкуснятина. Повар Нина сказала, что берет мясо, как у поросенка, вдоль хребта, у акулы оно белое, как куриное.

Охота, азарт, кровь...

Пришли рыбаки, сказали, что видели дельфинов в заливе у маяка. Ребята поплыли. А мы поехали на гору высматривать на случай, если поймают, – чтобы быстрее назад и собирать сети для «малого круга». Гоняем из Черного моря в Азовское и обратно. Пришли к обрыву. «Хорошо Петрович идет. Резво разогнался, – говорит Олег Васильев, заместитель директора петербургского дельфинария. – Где дельфины? Дельфинов не вижу». «Один в море не воин», – наговаривает шофер энтэвэшникам, заехавшим снять сюжет для мира новостей. «Рацию надо на промысел». – «Да у нас рация есть, нет разрешения». «Они скоро устанут», – вдруг говорит Олег. «Кто, ребята?» – «Да нет, им что, у них девяносто лошадиных сил...»
Вон! Видно! Взрывы белой пены. Справа! Слева! Перед носом катер. Все ближе, ближе. Сердце бьется. Уходите на Украину, думаю я. Уходите. Но деться им некуда, в заливе мелко – три-два с половиной метра, а где и полтора, по пояс. Почему-то щемит, сосет. «Все, заметали, – резко сказал шофер. – Поехали».
Белые лебеди сели в лиман. Щемит в груди. Мне жалко дельфинов. Они будут жить в неволе. Я все понимаю, этим должно было кончиться, но мне жалко. Может быть, тешит мысль, еще уйдут...
В лагере четыре дельфинера быстро влезают в гидрокостюмы и спускают надувную лодку. Ждут Петровича, который должен прийти с Джоном на моторе, оставив на другой лодке Андрея с сетью. «Вон идет». Напряженность нарастает. Ловцы выходят на берег. «Ну что, не трави душу». «Хотели трех куколок, – говорит Джон, – а поимели тридцать трех слонов. Черт знает где». – «Сколько их там?» – «Не знаю, я ж в воде был. Андрей говорит, около десятка. Ну, мы часть выпустили...»
Выдумывать не стану, в лодку – ни в первую, ни во вторую – меня не взяли. У них все рассчитано до килограмма. Да и зачем? Для меня – острые впечатления, а для них работа. Охота, азарт, грязь, кровь. Даже если стараются делать осторожно, все равно. Есть вещи, которые не надо показывать.
...Пьяные, возбужденные от охоты, люди втаскивали на берег лодку, в которой лежали пойманные дельфины. Тряпкой открывали раструп, вставляли катетер под красный язык и вливали раствор тазепама. Дельфины тяжело дышали. Подошли мальчик и девочка и стали их поглаживать, поливать водой. Тело дельфина должно быть постоянно влажным – иначе тепловой удар, страшные язвы.
Вшестером мужчины затаскивают животных в кузов грузовика, в поролоновую ванну. Дельфины шумно дышали, отдувались.
«Для них ситуация стрессовая, – объяснил Андрей. – Вроде в воде, а плыть не могут. Поднимать голову им тяжело... – Писк. – Это они так разговаривают».
Тазепам в глотку, мазь, чтобы предохранить от солнца, – в глаза. Лицензия на отлов в этом году – 27 дельфинов на всю Россию, быстро наговаривает между делом Андрей. Продавать можно, но нужно много справок, у иностранцев большая потребность, но зависит от страны. В ЕЭС приняли закон, по которому нельзя завозить дельфинов, изъятых из природы. Рожденных в неволе – можно.
Эти, пойманные сейчас, прибрежные, местные, – таманские дельфины. Они не уходят в открытое море.
Численность афалины – 35 тысяч. Еще есть азовки, черноморки... Всего на земле – пятьдесят видов дельфинов. Их количество подсчитывает «летающая лаборатория» – спутник с инфракрасным излучением. Дерутся между собой? Да, вон видите – все в шрамах. В условиях неволи дерутся насмерть, на воле – гораздо реже. Стадо было очень большим, голов восемьдесят, рассказывает Андрей про сегодняшнюю охоту. Поймали штук десять, но во внутреннюю сеть взяли пятерых, трое выскочили во внешнюю, и их отпустили, один ткнулся носом в сеть – тоже отпустили.
Ну, пора.
Быстро забираемся в грузовик, я в кабину, а братья Абрамовы в кузов, в ванну, поддерживать в дороге дельфинов. Лучше ехать быстрее, чем останавливаться и делать уколы. Лекарство действует шесть часов.
Грузовик тяжело, медленно одолевает подъем. Капает вода из кузова.

Доктор Лена и дельфин Паша

Когда мы привезли дельфинов в Утриш, была ночь, и не было видно ничего, кроме звезд, висевших, как яблоки, между ветвей. Домики биостанции, уникальной, единственной в стране станции адаптации дельфинов, разбросаны на горе, в реликтовой роще. Блики, тени, шум моря... Елена Розанова, Леночка, как все ее тут называют, говорит, что человеческий голос для дельфина – шепот. Удивительно! Но этот наш шепот может представлять угрозу, страх, боль, а может успокаивать и залечивать.
Леночка Розанова – доктор от Бога, дельфиний доктор.
А до этого была детским. Здесь, на биостанции, много педиатров – они умеют выхаживать. А именно это нужно животному, которое испытывает стресс. Применительно к человеку это понятие кажется туманным: из-за низкой ценности человеческой жизни. Но по отношению к лишенному свободы дельфину это слово используется часто.
От стресса гибнут. От ужаса, испытываемого во время охоты, от сетей, погрузки, разгрузки, вырванности из среды обитания, невозможности движения. От ошеломления, от тоски, непривычной пищи. Все это надо преодолеть, и кто-то должен помочь выйти из кризиса. Розанова помогает.
Но, как это бывает и с людьми, привезли в полусознательном состоянии, бросили на койку, а утром появляется доктор, и начинается обследование: температура тела, анализ крови, мочи. У дельфина та же физиология, что у человека. Болеет теми же человеческими болезнями: простудой, воспалением легких, инфарктом... Пол можно определить по половым щелям, возраст – по размеру или по числу колец на спиле зуба, как на дереве. А имя дельфину дают люди. Но мало ли что, на всякий случай метят дельфина специальной «ложкой Фольтмана» – остается на теле кусочек срезанной кожи в виде, положим, знака «виктория». С этого начинается утро у вновь прибывших.
Сестра протирает ватой, делает укол, а доктор, в болотных сапогах по пояс, берет кровь из хвостового плавника: кровь такая же, как у нас, красная. Из бассейна выкачена вода, и для дельфина это опять стресс. Поэтому во время процедуры следят за дыханием и сердцебиением, в бассейне стоит тонкий писк, переходящий в ультразвук. Вот такая картина: щебечут птицы и пищат дельфины – на фоне моря и гор.
После обследования – по отделениям.
Существует «карантин», в который помещают «проблемных» животных («В прошлом году, – говорит Лена, – у меня был зверь с пулей»). А остальных – в отгороженные от моря вольеры.
Адаптация – процесс сложный и болезненный. Дельфин – это вечное движение (даже в бассейне он проходит сто восемьдесят километров в день), стесненное в неволе. Нужно примириться, научиться брать мертвую рыбу. Уже обученные дельфины покажут, что в этом нет ничего страшного. В неволе дельфины живут около тридцати лет, дольше, чем на воле. Но что это за жизнь?
Зоопсихологов на биостанции нет, но необходимость изучать и учитывать психику животных, различающихся по характеру, способностям, сообразительности, есть. «У меня, – рассказывает Елена Розанова, – был дельфин Паша, громадный такой зверь, у него болел живот. И он, видя зонд, на второй раз стал открывать рот. Сам подходил, выкладывал хвост, чтобы взяли кровь. Я не знаю аналога, чтобы зверь чувствовал разумом, что ему это надо».
Все-таки я не удержался от вопроса: дельфин – это животное или нечто большее? Спрашивал многих, но только доктор Розанова ответила, что на ее взгляд – нечто большее.
Тот, кто не калечит, а выхаживает, наверное, и должен так думать.
У адаптации – свои особенные механизмы. Травмированные звери боятся нырять и находятся на поверхности в бассейне. Кормят дельфина, спустив воду, чтобы не ловить снова и не травмировать еще больше.
Иногда врач помогает животному – впихивает селедку в пасть, стимулируя глотание, потом оставляет рыбий хвост и так далее, пока дельфин снова не научится есть.
К доктору Розановой поступают с разными проблемами. Последнее время на теле дельфинов все чаще рубцы – раны неестественного происхождения – в море много мусора. Много животных с аллергией – неподалеку тянут нефтепровод.
Невольно думаешь о собственном месте обитания. Лена говорит, что в Москве жить не может, побудет недельки три – и скорее назад. Однажды в метро потеряла сознание. Джон – тоже, а его слабым не назовешь. У многих столица вызывает кожные заболевания. Да мы все, как дезадаптированные дельфины.
На земле осталось немного мест с чистым воздухом и водой. Посевы, которые берут у дельфина из дышла, – практически стерильные. Но потом идет заражение нашей флорой, говорит доктор Лена, мы же чихаем, кашляем.
Дышит дельфин через дыхательное отверстие на голове, клапан открывается – вдох, потом клапан закрывается, и животное уходит под воду. Зрачок у дельфина подковообразный: когда он хочет что-то рассмотреть, «подковка» опускается, и получается как бы два зрачка. Лаборатория слуха выяснила, что у дельфина одно ухо слышит лучше другого. Среди дельфинов есть, как и среди нас, «левши» – берут рыбу с левой стороны, в то время как большинство – с правой.
Есть свой язык общения, который мы иногда слышим. Елена рассказывала, что у нее была мать с годовалым дельфиненком, который раньше ее начал есть рыбу, и она на него шипела, как мать на ребенка.
Дельфинья азбука: «лай», «мяуканье» означают сильное возбуждение. Звук вроде хлопка в ладоши – предупреждение, угрозу, «пронзительные крики» – брачное поведение, игры. «Взрывы» – боль, голод, «резкий треск» – тревогу, страх. Есть сигнал бедствия, призыв о помощи.
Северного дельфина – белуху, которую я видел на воле в Анадырском заливе, ее там полным-полно, белеет, напоминая то ли льдину, то ли свинью, – называют морской канарейкой за способность хрюкать, стонать, свистеть, издавать звуки, напоминающие плач ребенка, пронзительный женский крик, шум толпы, игру на флейте, щебетание птиц...

Двоих из последнего отлова решили перевезти в морские вольеры – отгороженный от моря плитами водоем, немного заросший. Садимся на трибуны, похожие на римские развалины, и наблюдаем, как ловцы Джон и Андрей выпускают дельфинов на «большую воду». Основная задача – поддержать животное, чтобы оно сделало первый самостоятельный вдох и увидело своих сородичей. «Лена, я его не вижу», – говорит Джон из вольера. «И я не вижу».
Без поддержки после пережитого дельфин может запросто утонуть, захлебнуться. «Да вон, с красной меткой, – кричат с грузовика, – вынырнул!»
Джон выпускает следующего, комментируя: «Дышит хорошо, голову держит, в глубину рвется... Отпускаю. Встаю на сеть...»
Смотрит – выплывет? «Она!» «Не она, а он», – отвечают с берега. «А ты говоришь, больное сердце, валокордин», – пошучивает Андрей.
Считается, что «корабль спущен на воду», если дельфин-новичок присоединяется к сородичам, ныряя и выныривая вместе с ними.
Мы дожидаемся этого счастливого момента...

Тамань-Утриш-Москва
Фото автора


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru