Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №36/2003

Вторая тетрадь. Школьное дело

КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА 
КИНОПРОБЫ 

Сергей КУДРЯВЦЕВ

Быть жильцом на этом свете

Героя фильма “Пианист” спасла от смерти музыка

РОМАН ПОЛАНСКИЙ НА СЪЕМКАХ “ПИАНИСТА”

РОМАН ПОЛАНСКИЙ НА СЪЕМКАХ “ПИАНИСТА”

Кому-то «Пианист» Романа Поланского кажется холодным и бесстрастным, хотя эти определения несправедливы. Скорее можно сказать, что эта картина настолько объективна, насколько способен быть несубъективным тот человек, который лично испытал ужасы войны и Холокоста. Причем это касается не только главного героя, польского музыканта Владислава Шпильмана, чудом сумевшего выжить в страшную эпоху и умершего в возрасте 88 лет накануне съемок «Пианиста» на основе его мемуаров. Ведь и Роман Поланский – пожалуй, первый из режиссеров мирового уровня, который только на исходе седьмого десятка своей жизни решил обратиться к тому, что знал не понаслышке и пережил на собственной шкуре. Он столь же непостижимо избежал трагической участи своих родителей, сгинувших в концлагере, и, выбравшись из краковского гетто, скрывался в деревне.
Но даже те, кто не знает фактов биографии Поланского, наверно, могли ожидать от прославленного постановщика фильмов ужаса, мистических лент и триллеров чего-то пугающего, тревожного, нервного, будоражащего. Поэтому начало «Пианиста» поневоле представляется обычным, заурядным, лишенным какой-либо экспрессии, не говоря уже о взвинченности манеры. Несмотря на решение снимать картину в цвете (оператор Павел Эдельман ранее работал с Анджеем Вайдой на фильмах «Настасья» и «Пан Тадеуш»), нарушая как бы хроникальную традицию черно-белого кино, заявленную тем же Вайдой в «Корчаке» и Стивеном Спилбергом в «Списке Шиндлера», Роман Поланский не сразу, но словно без особых усилий добивается «будничности повествования». И вот это оказывается самым страшным! Когда изо дня в день, между делом, второпях и без какого-либо объяснения одни люди, одетые в немецкую или же в специальную униформу для «еврейских полицейских» (выясняется, что были и такие!), унижают, избивают, расстреливают других людей лишь за то, что они – евреи, это воздействует в конечном счете сильнее, нежели преувеличенные пафосные страсти на тему тотального истребления несчастной иудейской нации.
Да и заглавный персонаж ведет себя не столько как непосредственный участник событий, но будто свидетель, наблюдающий чуть со стороны за всем происходящим, своего рода авторский посредник, в чем-то уподобленный кинокамере, которая запечатлевает на пленку то, что попадает в ее объектив. Кстати, это не раз подчеркнуто в избираемых ракурсах съемок, когда Владислав Шпильман следит за творящимся «обыденным ужасом» через узкий проем или сквозь краешек окна, особенно в тех сценах, где он скрывается на нелегальных квартирах. И тут, между прочим, впервые обнаруживается явная перекличка «Пианиста» с одним из ключевых произведений «прежнего Полянского» – а именно с «Жильцом», там режиссер не случайно сам играл главную роль некоего кафкианского типа, постепенно сходящего с ума на съемной квартире в весьма небогатом парижском районе.
Шпильман тоже остается практически в одиночестве в последней трети картины и стремится выжить на этом свете вопреки разумным доводам, что он все равно не жилец, ибо спастись не удастся. И он превращается словно... в Робинзона Крузо на необитаемом острове, цепляющегося за жизнь из последних сил. Но в отличие от безвольного и подавленного Трелковского из «Жильца», прежде всего ставшего жертвой собственных сомнений и подозрений по отношению к миру вокруг себя, герой «Пианиста» выживает благодаря вере в то, что не должен, не вправе исчезнуть раньше положенного свыше срока. И это словами не высказанное убеждение дает ему, как ни странно, музыка: от нее пианист был насильно отлучен в течение нескольких лет.
Своеобразная «пытка отсутствием музыки» точнее всего выражена в эпизоде, когда Владислав Шпильман после очень долгого перерыва впервые оказывается около пианино, но не может играть из соображений конспирации, так что вынужден в воздухе перебирать пальцами, не опуская их на клавиши – зато в его мыслях (и за кадром) звучит музыка Фредерика Шопена. И спасение приходит к пианисту отнюдь не тогда, когда немцы покидают Варшаву, а в нее врываются советские войска, но в тот момент, когда случайно его обнаруживший немецкий капитан Вильм Хозенфельд позволяет сыграть на пианино. Остальное – не молчание, но музыка, будто вопреки финальному монологу шекспировского героя, решавшего мучительный вопрос «быть или не быть?».
Остаться жильцом на этом свете подчас трудно и почти невыполнимо, если бы человеком не владела иная миссия, заключающаяся для него в творчестве. Этим человек и жив. Так что Роман Поланский сделал фильм не об «искусстве выживания», а о выживании благодаря искусству. В конце концов и его самого судьба чудесным образом хранила ради того, чтобы максимально реализовался этот талант в сфере кино.


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru