ШКОЛЬНОЕ ДЕЛО
Мы все взвешиваем на весах ценностей
образование и воспитание – что важнее, что
нужнее детям? И каждый защищает свое. У
сторонников образовательного подхода серьезные
аргументы – качество учебников, строки
стандартов, объективность экзаменов. Они смотрят
на педагогов-«воспитателей» несколько свысока:
что там, за их красивыми словами? И воспитание
детей все чаще и чаще рассматривается как
процесс, в котором можно достичь результата в
цифровом выражении. И сочиняют нынче по вопросам
воспитания не пространные трактаты, а сухие
таблицы, тоже считают проценты качества.
Проценты качества чего – любви, добра и правды?
Сколько их в наших детях?
Самое замечательное, что этими двумя крайними
точками ситуация не исчерпывается. Есть другой
взгляд на педагогику. Когда в школе главное не
бумага во всех ее выражениях, а маленький и
большой человек, их жизни, их удивления,
достижения, страхи. И главным инструментом
становятся не выработанные четкие критерии, а
дух, атмосфера школы.
При этом и учатся в таких школах тоже вполне
прилично, и пресловутые контрольные пишут. Но
жизнь там другая – не на контрольных она
держится. Учителя и ученики встречаются не ради
обучения или воспитания, а потому что
встречаются. Это вообще оказывается главным –
встретиться с собой, с другим, с явлением мира,
открытым сердцем, не обманывая никого, не
обольщаясь фантомами псевдознания и
псевдовоспитания. Тогда и образование
пригодится, и воспитание не помешает.
Такое устройство школьного дела, наверное, стоит
назвать воспитывающим образованием, в котором
участвуют ребенок как цельная личность,
неразложимая по графам табличек, и учитель,
неразложимый же, которому прежде всего интересно
открывать мир вместе с ребенком и ребенка среди
этого мира. Возможен ли такой подход в массовой
школе? Скорее нет, не случайно школы, вплотную
подходящие к ребенку, обычно маленькие. Что же,
значит, подлинное учение, делающее человека
действительно человеком – деятельным, добрым,
душевным, – привилегия маленьких авторских школ?
Это вопрос вопросов. Прежде всего к нам, учителям.
Готовы ли мы в своих немаленьких классах не
проходить программу, а исследовать мир
по-настоящему: трепетать перед тайной, вопрошать,
вслушиваться, сопротивляться. Просто жить. И не
дай бог использовать все это в каких-то
педагогических целях. И контрольные потом тоже
все-таки написать.
Не затевайте ничего с воспитательной
целью!
Артельная педагогика Евгения Кунина
Летом мы уже писали о школе «Диалог» под
Петербургом (№ 55 от 20 августа 2002 года), о ее лагере
«Ладога». Разновозрастные классы – два педагога
в каждом – мужчина и женщина, индивидуальная и
групповая работа. Понятно, что такой образ учения
не очень-то вписывается в привычные схемы,
поэтому дети сдают экзамены экстерном в других
школах. Но сегодня разговор не об этой формальной
стороне жизни, а о том, в чем взрослые «Диалога»
видят настоящий смысл учения – общения с детьми,
в чем и как меняется поэтому их педагогическая и
даже жизненная позиция. Знакомьтесь: Евгений
Ефимович Кунин, психолог, один из основателей
“Диалога”.
Елена Литвяк. Когда те, кто
имеет непосредственное отношение к детям,
обсуждают проблемы педагогики, обычно легко
вырисовывается несколько значимых тем, о которых
можно говорить бесконечно, – необходимость и
потребность в учении, проблема мотивов детей и
взрослых в пространстве педагогики, иерархия
ценностей обучения и воспитания, самообучение,
самораскрытие. У вас на Ладоге я впервые
столкнулась с практикой какого-то иного уровня,
да и сами педагогические разговоры ведутся не о
собственно обучении и воспитании, а в совершенно
иной плоскости...
Евгений Кунин. Образование мы понимаем
как деятельность общения, встречи всех со всеми,
в которой каждый человек перестает чувствовать
свою ненужность никому в мире, непригодность ни
для чего. Ведь не секрет, что психологическое
беспризорничество детей, скрытое или явное, –
это реальность сегодняшней повседневной жизни.
Откуда эта внутренняя беспризорность берется? В
раннем и среднем детстве очень велика
потребность в поддержке, понимании, одобрении
взрослыми. Если ребенок систематически
недополучает всего этого, в какой-то момент он
перестает справляться с тем, что ожидания не
оправдываются. И к десяти–двенадцати годам
почти все дети находятся в зоне риска, почти все
они – кандидаты в психологические сироты. Многие
подростки не могут реагировать на мир, как
подобает тринадцатилетнему, а часто реагируют
младенчески или по-детски. А ведь именно в это
подростковое время ему важно освоить жизнь
гражданского общества и своей социальной страты.
Е.Л. Но сложившаяся система обучения
никак не дает ребенку этого делать, только
рассказывает и показывает, как это бывает, а
делать не дает.
Е.К. «Делать» – ключевое слово для
описания ситуации. Когда дети не слоняются, а
живо что-то делают, они реализуют исконный
замысел жизни. Человек – образ, подобие Божие,
значит, он творец по образу Творца. И по маленьким
детям это очень хорошо видно. А подросшие дети и
даже многие взрослые этого уже не могут. Они
говорят: «Мы работаем», – в смысле продвигаемся
по карьерной лестнице, зарабатываем деньги. А
трудиться в поте лица да еще и чувствовать
радость этого пота несвойственно современному
человеку. Это скорее каторжный, подневольный
труд. И детей в эту ситуацию погружают довольно
рано, с начала школы. А для ребенка важно найти
себе дело, а не просто заняться чем-то, лишь бы не
бездельничать.
Но сегодняшнее мироощущение большинства детей –
“если можно уклониться и не делать, то, конечно,
надо уклониться и не делать”. Задача взрослых –
найти реальные возможности, чтобы предложить
детям жить наоборот. Требуется забота о трудовом
воспитании не в смысле освоения технологий, а в
смысле возникновения у человека труженического
отношения к жизни, работы по собственной
творческой инициативе. Сегодняшняя ситуация
жизни ребенка дома и в школе практически вывела
его из поля творческой деятельности, он растет
потребителем информации, движущихся
изображений, он все меньше способен получать
информацию из статичных источников – книг,
картин, все меньше способен к удивлению и
созерцанию.
Е.Л. Но, согласитесь, с пониманием
глубины сложившейся ситуации справятся лишь
немногие из тех, кто призван профессионально
заниматься детьми... Такому взрослому надо самому
не просто детей любить и понимать детскую
психологию, а быть «атмосферным человеком»,
уметь создавать определенный уклад жизни,
поскольку такие тонкие вещи, о которых вы
говорите, рождаются и укрепляются только
укладом, строем жизни, а не правильными словами
или специальными занятиями.
Е.К. Конечно, но уклад тоже может быть
разным. Например, очень хорошим, но
искусственным. Это же больная ситуация, когда
взрослые приставлены для обслуживания детей –
обслуживания всех видов, а не только
материального. Совсем иная – когда взрослые
приглашают детей в свои дела – не специально, с
педагогической целью смоделированные, а
реальные дела жизни. Помните, как русские князья
воспитывали своих сыновей? Брали их с собой на
войну и на охоту, все всерьез, но все по силам. Я
думаю, и нашим детям необходимы инициирующие
события, возможно, отдельно для мальчиков и
девочек, для их постепенного реального вхождения
в свою группу.
Е.Л. Они – как индикатор подлинности
происходящей педагогики, достаточно вспомнить
хотя бы походную практику хороших учителей. У вас
есть какой-то собственный алгоритм движения в ту
сторону?
Е.К. В конкретном деле, придуманном ими
самими или предложенном взрослыми, дети учатся
самоорганизации, позитивному общению друг с
другом, созданию чего-либо ценного. Учатся
просить помощи у взрослого на хорошее дело (“Мы
хотим построить шалаш, дайте нам, пожалуйста,
пилу и гвозди”). В этом случае взрослые как бы
дополняют детскую инициативу в том, что сами дети
осуществить еще не могут, но только в этом! И
особенно важно не столько то, что дети делают,
осуществляя свои идеи, сколько то, что они
вступают друг с другом в отношения принципиально
иные, чем отношения между учителем и учеником.
Здесь начинается область артельной педагогики.
Но в самосознании сегодняшнего человека нет
устойчивого понятного образа артельного труда.
Никто почти не знает, что это такое, в чем его
смысл и педагогическая перспектива.
Представьте ситуацию: восемь мужиков несут
лодку. Кто-то говорит: “Пускай Петр будет за
старшего”. Что произойдет после этого, как вы
думаете? Правильно, Петр больше уже не несет
лодку вместе со всеми, а идет рядом и командует.
До этого была наша лодка, которую тащили все
вместе, а теперь это его, Петра, лодка, которую мы
тащим. Вот что такое «артель» и «не артель». В
артели никогда не было начальника, бригадира. Был
старшой, тот, кто на данный момент лучше других
разбирается в конкретной ситуации. В артели
система отношений не менее важна, чем
производственный результат. Когда их нанимали,
будущий хозяин наблюдал в момент праздника, как
члены артели общались, как танцевали, словом, как
они взаимодействовали, были ли они единой, живой
командой. И дети, занимающиеся живым делом, тоже
постепенно выходят на этот образ – из хаоса к
образованию нового мира. Это не автоматический
переход, а рождение другого качества общения и
отношений, жизнь в инициативе. Личный опыт
преодоления трудностей, переход из невозможного
в возможное чрезвычайно важен – как еще
подросток узнает о своих возможностях, если ему
не дать побыть, прожить отрезок жизни на той
границе, где его нынешние возможности
заканчиваются, но могут быть обретены новые? Этим
мы и занимаемся в школе «Диалог», в летнем
детском лагере «Ладога». Причем и дети, и
взрослые, а иначе мы получим вместо живых
деятелей лишь рассудочных людей, лишенных
возможности сердечной жизни. Но это трудная
модель педагогики, потому что взрослые в
большинстве случаев сами не имеют такого опыта.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|