КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА 
ВЫСОКАЯ ПЕЧАТЬ 

Жить вопреки обстоятельствам

Чтобы написать новый роман, писатель отложил перо

Читая о незнакомой стране, ловишь себя чаще всего на безотчетном стремлении сравнивать, чем своеобычен этот «берег дальний»? Автомобильные пробки перед светофором? Эка невидаль. Обилие иномарок тоже привычно. Не удивляет и «Макдоналдс». Ну а бомбы рвутся и у нас. Выстрелы гремят круглосуточно.
Отношения семилетнего внука с дедом? Но они в каждой семье свои. Чтобы в том убедиться, не обязательно многочасовое путешествие с пересадкой, приземление в авиапорту, где твой язык понимают лучше, чем тебя самого. Но в конечном счете тебя тоже понимают. Да и чувствуешь себя не совсем чужестранцем. И не потому лишь, что на собственном многолетнем опыте изведал бюрократизм, чиновничье равнодушие. Тут еще и что-то другое. Эта дальняя, смутно вырисовывающаяся страна слывет твоей родиной. Пускай ни ты, ни твои близкие здесь никогда не бывали и не всегда сюда стремились. Если же и стремились, то обычно не из-за ностальгии. Временами тебе давали почувствовать твою чужеплеменность, прибегая к самым разнообразным способам – от едва уловимой дискриминации до вполне ощутимых погромов. Если и тот, кто слывет коренным жителем (словно ты – не коренной), тоже порою хлебал горячего до слез, тебе от этого не легче. Да и он в последние годы, испытав охоту к перемене мест, нередко склонялся над картой полушарий, приценивался к билетам, пытаясь угадать, светит ли ему на далеком меридиане.
Автор романа «Каньон а-Шарон» Арнольд Каштанов отнюдь не из пасынков страны, где родился. Дипломированный инженер-литейщик. Успешный литератор – рассказы, повести в «Новом мире», «Знамени». Его прозу переводили на английский и немецкий. По сценариям снимали кино- и телефильмы.
Не каждый член достопамятного Союза советских писателей добивался такого успеха, а, следовательно, и благополучия.
Поскольку А.Каштанов тяготеет к традиционной прозе, ему, надеюсь, не режет слух обычное для нее словечко «вдруг».
С 1991 года А.Каштанов вдруг поселяется в Израиле. Не ставит над собой и близкими каких-либо опытов, не погружается в историю древнего народа, создавшего молодое государство. Не уходит с головой в политику, надеясь найти выход из тупиковой арабо-израильской ситуации. Она напоминает о себе едва не ежедневными взрывами, повторяемыми на телеэкране, тревогой, что входит в душу, в быт. С ней и жить. Хотя и без того обетованная земля не сочится медом.
Автор лучших московских журналов, пытаясь прокормить семью, берется за любую работу. Не видит в том доблести, но и не рвет волосы на голове. Он не белоручка, однако и не наделен житейской ловкостью. Да и возрастная планка, когда высок спрос на рабочие руки, уже позади.
В конце концов вчерашний писатель (насколько писателю дано быть вчерашним) становится ремонтно-строительным рабочим. Жена-врач, так и не освоив иврит, моет лестницы. Их взбалмошная и обаятельная дочь Дашка, в прошлом актриса, мечется между двумя мужьями. С Володей Векслером разошлась, вышла замуж за Колю Холондырева, которому и быть папой Гая, появившегося на свет уже в Израиле. Гай не унаследовал черты своих отцов, но вырос другом деда.
Легкомысленная, по крайней мере на первый взгляд, Дашка, преодолев бесчисленные трудности (часть из них нам доступна, часть – сугубо израильская), устраивает детский сад.
Так или иначе семья, не обретя покоя, обретает относительное благополучие, добытое не благодаря, но вопреки обстоятельствам. Этот опыт действий вопреки обстоятельствам приобретен еще на прежней родине и остается с ними. Как и сама родина, распавшаяся на независимые республики, но сохранившаяся в душе как нечто целое, от чего они, жители взрывающегося Средиземноморья, не помышляют отказываться. Фильм о семьях погибших на «Курске» вызывает у них шок и рыдания. Причин для того и другого хватает. Маленький красивый город Нетанию, как, впрочем, и другие израильские города, сотрясают бомбы. Но это уже их город, их многострадальная земля, забирающая в плен, быть может, больше, чем какая-либо другая, избавленная от угрозы терроризма. (Много ли таких, избавленных, осталось на планете?)
Своей жизнью писателя и рабочего автор завоевал право на собственный сегодняшний взгляд по сторонам, в прошлое и будущее. В отличие от многих соплеменников он не предлагает способ решения израильско-арабской проблемы, каждой бомбой, каждым выстрелом загоняемой в тупик. Довольствуется личным восприятием, не испытывая уверенности в сочувствии самых близких.
«Передо мной возвышался Музей Диаспоры. Я мог войти в него и оказаться в прошлом, на улочках средневековых гетто, в бедных еврейских местечках Волыни и Литвы, среди текстов, написанных язычками черного замерзшего пламени. Мне не хотелось. Мое прошлое – детские книги, мушкетеры господина Тревиля, алмазные подвески, Версаль и Лувр. Пусть всего этого никогда не было нигде, кроме как в воображении, но ведь и прошлое лишь там, и променять Версаль на бедные местечки? Даже те, кто вышел из них и не знал ничего другого, стали называть рестораны «Версалями». В каждом городке – свой Версаль, ампир и барокко, мебель под какого-нибудь Людовика...» На той же странице, чуть ниже:
«Когда-то, когда меня унижали разговорами о корнях и предках, я ответил: «Вам важны предки, а мне – потомки, моя дочь, мои корни не в прошлом, а в будущем».
Подвыпивший собеседник (пьют у Каштанова по российским меркам) зря посмеялся.
Сказано многое и всерьез. Пусть и не совсем ординарно. Даже если «Каньон а-Шарон» не роман, как указано, а повесть. Роман у Арнольда Каштанова впереди. Сомневаться в этом нет причин.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"