Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №53/2002

Четвертая тетрадь. Идеи. Судьбы. Времена

ЛЮБИМЫЙ ГОРОД
ХОЗЯЙСТВО

Губернские хлопоты

В самом центре Тулы, на пересечении улицы Пушкинской с проспектом Ленина, располагаются два симпатичных желтых здания (дома № 36 и 45 по проспекту). Это один из старейших архитектурных ансамблей, он был возведен в 1787 году. Писатель В.А.Левшин восторгался этими строениями: “Отменно украшают город построенные по большой же Киевской дороге, по обе стороны, не в дальности от Киевских ворот два великолепных каменных в два жилья (в смысле этажа. – Авт.) квартала, помещающие в себе все Присутственные места Губернского города и Казначейство”.
С конца XVIII века, еще со времен наместничества, здесь располагались властные структуры региона. Именно в этих двух “кварталах” и кипела (а чаще по провинциальному неспешным образом текла) жизнь тульских чиновников и вершились судьбы Тулы и ее окрестностей.

Первым властелином Тульщины был Михаил Никитич Кречетников. В 1777 году он вошел в должность наместника, возглавив свежесозданное Тульское наместничество.
Михаил Никитич был фигурой колоритной. Современники писали, что господин Кречетников проявлял себя “отличнейшим начальником, храбрым генералом, очень толковым и дельным исполнителем”.
О дельности его свидетельствует, например, реляция, направленная Екатерине в 1782 году. Вот ее содержание:
“О необходимости поднять плотину у Оружейного завода по дороге Киев – Москва.
Об обороте капитала Оружейного завода (780 пудов меди, предназначенные для изготовления решеток в Царском Селе, лежат невостребованными с 1747 года. Прошу разрешения продать эту медь в Казенную палату, а деньги употребить на строительство завода).
Об установлении границ уездов и соседних губерний.
О разделении города на шесть частей и тридцать пять кварталов.
О повышении жалованья городничим.
О необходимом двухгодичном запасе соли.
О видах на урожай (мокрое было лето).
О ценах на хлеб, о возможности вывезти излишек хлеба в другие губернии.
Об установлении водного пути по Оке.
О почтовой связи”.
Дремлющая тульская провинция стала понемногу просыпаться.
Карьера Кречетникова отличалась стремительностью. За тульские успехи он был награжден званием генерал-аншефа, орденами св. Александра Невского и св. Владимира 1-й степени, а также тысячью крестьянских душ. Затем он был переведен на повышение – Михаилу Никитичу предоставили всю Малороссию, он возглавлял армию в войне с поляками, генерал-губернаторствовал в присоединенных вследствие этой войны новых российских областях.
Однако был у Кречетникова весьма заметный недостаток – “высокомерие и непомерная хвастливость”. Сведения об этом дошли даже до императрицы. Она поручила Потемкину наместника приструнить. Тот вызвал генерала С.Л.Львова и сказал:
– Кречетников слишком заважничался, поезжай к нему и сбавь с него спеси.
Львов прибыл в Тулу, обрядился в затрапезную одежду, пробрался в приемный зал и вместе со всеми начал дожидаться выхода наместника. Когда тот появился, по обыкновению с невероятным пафосом и окруженный невообразимой роскошью, он среди всеобщей благоговейной тишины запрыгнул вдруг на стул, зааплодировал и заорал:
– Браво, Кречетников, браво, брависсимо!
Окружающие с изумлением уставились на дерзостного нарушителя торжественного церемониала. Кречетников же его узнал, сконфузился, принялся кланяться посланцу из столицы и приговаривать:
– Как я рад, многоуважаемый Сергей Лаврентьевич, что вижу вас. Надолго ли пожаловали?
Но влиятельный оборвыш продолжал хлопать в ладоши и требовать, чтобы Михаил Никитич вышел из парадной залы и вновь позабавил его своим пышным выходом.
– Бога ради, перестаньте шутить, – все больше конфузился Кречетников. – Лучше позвольте обнять вас.
– Нет! – продолжал кричать Львов во все горло. – Не сойду с места, пока вы не исполните моей просьбы. Мастерски играете свою роль.
После этого события кречетниковский запал, конечно, поуменьшился, но не намного.

* * *
Шумное время Екатерины Великой закончилось. При Павле I Россия была поделена на губернии, стиль власти сделался официальнее и суше. Вышли из моды вельможи, подобные Кречетникову, и приемы, подобные львовскому. Наступил новый век.
Впрочем, и в “губернскую” эпоху в наших двух “кварталах” обретались личности пусть не настолько броские, но все равно весьма неординарные. Многие из них входили, например, в так называемый статистический комитет, созданный еще в первой половине позапрошлого столетия.
Самым авторитетным из его секретарей был агроном и статистик Владимир Борисов, назначенный на эту должность в 1877 году. Именно при нем тульский статкомитет сделался одним из лучших в государстве. В него начали поступать и обрабатываться сведения о миграции людей разных сословий, стали издаваться книги и журналы – например, периодические “Обзоры Тульской губернии” и “Памятные книжки Тульской губернии”, всевозможные пособия по экономике, истории, культуре, сельскому хозяйству. Комитет организовывал посреднические компании, продвигавшие на рынок работы тульских кустарей.
Вместе с ним трудился в комитете профессор Иван Александрович Стебут (один из родоначальников отечественной агрономии), юрист Николай Васильевич Давыдов (профессор, радетель о бедных и друг Льва Толстого), педиатр Викентий Игнатьевич Смидович, психиатр Николай Петрович Каменев (организовавший рядом с городом, в бывшем имении помещиков Казариновых, редкую по тому времени “колонию для психиатрических больных”).
Николай Петрович вообще немало сделал для улучшения жизни подобных пациентов. Он, например, составил “Положение о больницах для душевнобольных”, которое было опубликовано в журнале “Вестник психиатрии”: “Заведения душевнобольных должны быть выделены в самостоятельные больницы, во главе которых находятся директоры-психиатры с обширной властью, как медицинской, так и административно-хозяйственной. Власть директора опирается, с одной стороны, на доверие к его знанию и административному искусству, а с другой – на широкий контроль его действий при помощи тщательного наблюдения общественных органов за жизнью и порядками заведения”.
“Колония” же Каменева была, по отзывам специалистов, одним из лучших психиатрических учреждений России. Она состояла из одиннадцати лечебных павильонов (один из которых – бывший барский дом), зданий для персонала, собственной бани, водозаборника и даже электростанции. Больные проводили свое время за неспешными работами в садах и цветниках “колонии”, а также шили обувь и одежду, переплетали книги, а в свободное от процедур и трудов время танцевали, пели, пили чай и развлекались диафильмами.
В правлении трудились архитектор Александр Александрович Бочарников (автор одного из прекраснейших в городе зданий – Городской думы, ныне Дворец детского и юношеского творчества), врач Федор Сергеевич Архангельский (организовавший новую комиссию общественного здравия) и врач Петр Петрович Белоусов, прославившийся как основатель городского парка.
Санитарный облик городов России был основной заботой Белоусова. Его докторская диссертация носила необычное название: “К вопросу о современном положении и ближайших задачах ассенизации русских городов. Материалы по общественной гигиене”, и утверждались в ней довольно смелые по тем временам вещи: “Большинство русских городов представляют из себя едва ли не сплошь отхожие места, а вопрос об удалении и обезвреживании городских нечистот стоит у нас везде из рук вон плохо, как это было десятки и более лет тому назад, а во многих местах с годами положение дела еще ухудшается вследствие увеличения густоты населения”.
По инициативе Белоусова в Туле возник водопровод. И именно благодаря его стараниям весной 1892 года на месте бывшей свалки заложили парк (в качестве образца был взят Булонский лес в Париже). Первые деревья посадил на собственные деньги сам Петр Петрович. Но затем идеей загорелись и другие туляки, и вечерами в парке собирался поработать (безвозмездно, разумеется) не один десяток горожан.
Тульский городской парк очень любил Сергей Есенин. Он даже осмеливался утверждать, что парк – вообще лучшее, что есть в городе. А поэт Марк Лисянский посвятил отношению поэта к парку целое стихотворение:

В город Тулу Есенин, бывало,
Приезжал на денек-другой.
Приезжал и прямо с вокзала
Шел обычно в парк городской.

Он входил в благодатное царство,
В серебристую полутьму,
Говорил взволнованно: – Здравствуй!
– Здравствуй! – парк отвечал ему…

С двух сторон к нему подступая,
Шли деревья веселой толпой,
И шумела листва молодая
Над его молодой головой.

Даже ничем, казалось бы, не проявившие себя канцеляристы обладали всевозможными талантами. К примеру, Платон Яковлевич Актов оставил превосходнейшее описание своего собственного дома, которое прекрасным образом характеризует Тулу первой половины девятнадцатого века: “Дом на фундаменте из белого камня, длиною 14, шириною 6 1/2 сажен; в нем 13 комнат. При доме флигель о 5 комнатах, людские и кухня, два погреба и прочие обширные надворные строения… сад, редкий между множеством здешних садов и садиков, ибо а)под домом полторы десятины земли; б) вдоль его протекает неиссякаемый ручей с лучшею в городе водою; в) при ручье две сажелки (только рыбу нужно развести, вся выведена); г) в саду вековые местами липовые и ясеновые деревья, местами густые липовые аллеи, везде разные яблони, груши, сливы, дули, баргамоты, барбарис, терновник, крыжовник, смородинник, вишни, клубника и прочее, чего и сам не знаю…”
Там же, в здании Губернского правления, работала и городская типография. Первой книгой, изданной в городе Туле, стал труд Пафнутия Сергеевича Батурина “Исследования книги о заблуждениях к истине”, вышедший еще в 1790 году. Затем тульские авторы неоднократно радовали своих соотечественников прекрасными литературными произведениями.
Кстати, известнейший из этих авторов, граф Лев Толстой, собственнолично трудился в Губернском правлении в должности канцелярского служителя. Правда, это было еще на заре его литературной карьеры, в 1849 году. Правда, Лев Николаевич не был образцовым сотрудником. По словам одного из биографов, служба Толстого “была номинальной. Числясь служащим, он, может быть, иногда заходил в депутатское собрание, но, без сомнения, ни одного дня целиком не просидел в канцелярии”.
Впоследствии пути Толстого не раз пересекались с его бывшим рабочим местом. К примеру, когда он задумал открыть в Ясной Поляне училище для подготовки уездных и сельских учителей. Затея требовала тридцати тысяч рублей, которые он и просил в правлении.
В деньгах Льву Николаевичу было отказано, и он сетовал на непонимание сограждан: “Я хотел в Ясной устроить университет в лаптях, учить без определенной программы: математике, физике. В Туле было тридцать тысяч на народное образование, как раз годилось бы для этого. Как гласный, я предложил это. После меня встал маленький круглый старый человечек и произнес речь, что эти тридцать тысяч лучше пожертвовать на памятник матушке Екатерине. Что же на это ответить? Замолчал”.
Так не воплотилось одно из мечтаний писателя – поставить в Крапивенском уезде (а в него входила Ясная Поляна) “дело народного образования на такую ногу, на которой оно не стоит и не стояло нигде в Европе”. Возможно, потому, что само здание Губернского правления мстило своему бывшему сотруднику за нерадивость.

* * *
Собственно говоря, все вышеупомянутое относится к одному лишь правому “кварталу”, к дому № 36. Левый занят был под Тульский окружной суд, имеющий свою собственную историю.
В конце восемнадцатого века упомянутый уже П.С.Батурин без приязни писал о губернских судейских: “Собратия мои, устами которых справедливость и закон возвещались, не имели никакого понятия о важности своей должности и не заботились отправлять обязанность свою с познанием оной и совестью… Секретари укрывали законы от присутствующих… Я положил твердое намерение не быть им подобным”.
Очевидно, что такой решимости, пусть благородной, героической, однако уникальной, было недостаточно для исправления ситуации. Требовались судебные реформы. Они и воспоследовали – по Судебному уставу 1864 года создан был Окружной суд. Сфера его влияния распространялась на всю Тульскую губернию, и он состоял из председателя, товарища председателя, прокурора, товарища прокурора, членов суда и присяжных.
Конечно, после этого в судебной практике остались и несовершенства, и злоупотребления, но по крайней мере появилось некое подобие порядка.
Окружной суд – одно из самых примечательных “толстовских мест” города Тулы. Лев Николаевич сталкивался с этим учреждением, будучи в самых разных качествах – сотрудника, писателя, клиента.
В частности, в феврале 1868 года он здесь появлялся как присяжный заседатель по Крапивенскому уезду. Один из членов суда, И.И.Мечников, сделался прототипом главного героя одной из самых трогательных повестей Толстого – “Смерть Ивана Ильича”.
Но для работы над другим произведением – романом “Воскресение” – требовались иные наблюдения. И прокурор суда Н.В.Давыдов вспоминал о том, какую необычную экскурсию он организовал для Льва Толстого: “И раз по его просьбе я провел его в Тульский суд, где рассматривалось дело по обвинению одного молодого мещанина в покушении на убийство”.
Тот же Давыдов помогал Толстому в написании драмы “Власть тьмы”.
А в 1891 году в суде рассматривалось дело о разделе имущества Льва Николаевича между его наследниками (Толстой тогда уже начинал тяготиться своей собственностью). Однако даже это вроде бы благое дело его крайне тяготило: “Я должен буду подписать бумагу, дарственную, которая меня избавит от собственности, но подписка которой будет отступлением от принципа. Я все-таки подпишу, потому что, не поступив так, я бы вызвал зло”.
И дальше: “Причина моей тоски и физическая, должно быть, и нравственная: вчера был с детьми Таней и Левой разговор по случаю раздела. Я застал их на том, что они напали на Машу, упрекая ее в том, что она отказывается от своей части. И мне было очень грустно. Я никого не обижал, не сердился, но не люблю. И тяжело”.
Тем не менее необходимые бумаги были надлежащим образом оформлены.

* * *
По соседству с нашими “кварталами”, по проспекту Ленина, дом № 43, располагалось еще одно государственное учреждение – Казенная палата. Это учреждение ведало, как нетрудно догадаться, наполняемостью государственной казны, то есть налоговыми сборами, выдачей всяческих лицензий и так далее. Это также одно из тульских литературных мест. Правда, связано оно с другим писателем – Михаилом Евграфовичем Салтыковым-Щедриным. Он непродолжительное время – с декабря 1866 по октябрь 1867 года – возглавлял палату, после чего был снят со столь высокой должности по повелению самого Александра II с убийственной формулировкой: как “чиновник, проникнутый идеями, не согласными с видами государственной пользы”.
Естественно, что Салтыков-Щедрин не оставлял свои литературные труды и на казенной службе. Именно в это время возник наиболее зловещий образ из “Истории одного города” – губернатор Прыщ.
Майор Иван Пантелеевич Прыщ выглядел молодцом: “Плечистый, сложенный кряжем, он всею своею фигурой так, казалось, и говорил: не смотрите на то, что у меня седые усы: я могу! я еще очень могу! Он был румян, имел алые и сочные губы, из-за которых виднелся ряд белых зубов; походка у него была деятельная и бодрая, жест быстрый”.
Прыщ был самым демократичным губернатором города Глупова. Однако именно при нем жители наслаждались необыкновенным процветанием: “Пчела роилась необыкновенно, так что меду и воску было отправлено в Византию почти столько же, сколько при великом князе Олеге. Хотя скотских падежей не было, но кож оказалось множество, и так как глуповцам за всем тем ловчее было щеголять в лаптях, нежели в сапогах, то и кожи спровадили в Византию полностью, и за все получили чистыми ассигнациями. А поелику навоз производить стало всякому вольно, то и хлеба уродилось столько, что, кроме продажи, осталось даже на собственное употребление”.
Однако Иван Пантелеевич имел некоторые странности – спать, например, ложился на ледник, к тому же издавал запахи трюфелей и прочей гастрономии. В результате выяснилось, что у губернатора была нафаршированная голова, и ее сожрал глуповский предводитель дворянства.
В то время когда Салтыков-Щедрин руководил палатой, в Туле губернаторствовал генерал Шидловский, отличавшийся невероятным тупоумием. И нет сомнения, что Михаил Евграфович воспел в “Истории одного города” вполне определенного градоначальника.

* * *
Центром же тульской праздности было Дворянское собрание. Оно располагалось в доме № 44 все по тому же главному проспекту. Это здание ведет свою историю от 1832 года. Тогда в Туле в связи с капитальной перестройкой оружейного завода находился популярный архитектор из столицы В.Ф.Федосеев. Тульская знать воспользовалась случаем, и губернское собрание постановило: “Посредством приглашенного архитектора Федосеева составить план, фасад и смету… дворянскому дому, который как видом своим, так и самым помещением соответствовал бы своему значению”. Гонорар за все это положен был пятьсот рублей.
Федосеев деньги отработал. Начертил классическое здание с колоннами и куполом (схалтурил до того, что поленился показать на чертеже наклон нынешнего проспекта; получалось, что сама постройка была вынуждена наклоняться соответственно рельефу), сделал смету и занялся другими делами. Тут вдруг обнаружилось, что предприимчивые тульские чиновники втихую распродали отведенный под строительство участок частным лицам. Пока подыскивали новое земельное угодье, нового архитектора, пока согласовывали план с необходимыми комиссиями, прошло немало времени. Так называемый Дворянский дом открыт был только в 1852 году.
Сложилось так, что он, подобно зданию суда, сделался очередным “толстовским местом” Тулы. В частности, именно здесь происходили памятные губернские выборы из “Анны Карениной”: “Залы большие и малые были полны дворян в разных мундирах. Многие приехали только к этому дню… Дворяне и в большой и в малой зале группировались лагерями, и, по враждебности и недоверчивости взглядов, по замолкавшему при приближении чуждых лиц говору, по тому, что некоторые, шепчась, уходили даже в дальний коридор, было видно, что каждая сторона имела тайны от другой. По наружному виду дворяне резко разделялись на два сорта: на старых и новых. Старые были большею частью или в дворянских старых застегнутых мундирах, со шпагами и шляпами, или в своих особенных флотских, кавалерийских, пехотных выслуженных мундирах… Молодые же были в дворянских расстегнутых мундирах с низкими талиями и широких в плечах, с белыми жилетами, или в мундирах с черными воротниками и лаврами, шитьем министерства юстиции”.
Впрочем, не только выдуманные истории связывали Льва Николаевича с этим зданием. Здесь, например, в 1858 году проходил съезд по обсуждению проекта закона об освобождении крестьян. Они совпали с выборами. Лев Николаевич конечно же участвовал в столь значимом событии. А по окончании его оставил запись в дневнике: “Были выборы. Я сделался врагом нашего уезда. Компания Черкасского дрянь такая же, как и их оппозиторы, но дрянь с французским языком”.
Еще одно событие связало Льва Толстого с этим местом. В апреле 1890 года здесь была поставлена пьеса “Плоды просвещения”. Правда, не обошлось без курьеза. О нем вспоминала дочка писателя Татьяна Львовна: “Отец всегда ходил в традиционной блузе, а зимой, выходя из дома, надевал тулуп. Он так одевался, чтобы быть ближе к простым людям, которые при встрече будут обходиться с ним, как с равным. Но иногда одежда Толстого порождала недоразумения… В Туле ставили “Плоды просвещения”, сбор предназначался приюту для малолетних преступников… Во время одной из репетиций швейцар сообщил нам, что кто-то просит разрешения войти.
– Какой-то старый мужик, – сказал он. – Я ему втолковывал, что нельзя, а он все стоит на своем. Думаю, он пьян… Никак не уразумеет, что ему здесь не место…
Мы сразу догадались, кто этот мужик, и, к большому неудовольствию швейцара, велели немедленно впустить его.
Через несколько минут мы увидели моего отца, который вошел, посмеиваясь над тем, с каким презрением его встретили из-за его одежды”.
На самого Толстого эта репетиция произвела отнюдь не выгодное впечатление: “Вчера пошел после обеда в Тулу и был на репетиции. Очень скучно. Комедия плоха”. Однако же приехавшие на спектакль корифеи – Немирович-Данченко и Сумбатов-Южин оставили более благосклонные отзывы: “Любители играли великолепно. Впечатление было жизненное и очень яркое”.
Увы, в следующем, 1891 году конфуз случился более серьезный. Уже упомянутый Н.В.Давыдов решил собственными силами поставить здесь другое произведение Льва Николаевича – “Власть тьмы”. Об этом происшествии Давыдов вспоминал: “Все, казалось, налаживалось великолепно, но вдруг явилось совершенно неожиданное препятствие: тульский губернский предводитель дворянства письменно сообщил мне, что не может дать залы Дворянского собрания для постановки такой ужасной и вредной пьесы, как “Власть тьмы”, что с точки зрения достоинства дворянства такая профанация дворянского дома недопустима”.
Возможно, это был как раз тот самый тульский предводитель, который сожрал голову несчастного градоначальника.


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"


Рейтинг@Mail.ru