ЗЕМЛЯ СТРАНСТВИЙ
 

Жизнь среди синего.
До большого взрыва

Происходящее на Таманском полуострове грозит обернуться крупнейшей катастрофой века

После публикации очерка Анатолия Цирульникова «Жизнь среди синего» («ПС»,10 ноября 2001 г.) – о борьбе главы администрации Таманского сельского округа Геннадия Майкова и его единомышленников против сооружения на полуострове гигантского склада-терминала сжиженного аммиака – поступили новые тревожные сообщения. Есть сведения, что чудовищный проект «Тольятти-азота» удалось провести на уровень федеральной стройки. Приостановленное было усилиями общественности до получения независимой экспертизы, строительство смертельно опасного для страны терминала начато с новой силой. Вот не самый страшный фрагмент из заключения Госкомэкологии: «При авариях в зоны поражения могут попасть д/о «Факел», п. Волна, Тамань и другие поселки. Возможен летальный исход для жителей… Расчетное время подхода облака аммиака к этим пунктам – несколько минут».
Летальный исход! Конечно, не для г-на Махлая – почти единоличного владельца корпорации «Тольятти-азот»!
Но все это ничто по сравнению с тем, что вообще может случиться. Ведь это пролив, напоминает глава Тамани Майков, и если случится хотя бы малейшая авария, очень быстро погибнут рыба, водоросли, все живое. А рядом Болгария, Румыния, Турция, Абхазия… Господин Махлай взял в заложники не только Таманский полуостров!
Майков и его единомышленники ведут титаническую борьбу за недопущение теперь, можно сказать, планируемой на государственном уровне катастрофы.
В открытом письме к президенту России В.В.Путину Г.Г.Майков обращается с последним отчаянным призывом: не допустите до беды, остановите преступление! «Господин президент! – пишет Майков. – Вы готовы защищать нас от всемирного терроризма, но защитите сначала нашу Родину от самых страшных террористов наших собственных! – расхитителей и уничтожителей России!»
Простим ему понятные эмоции.
На самом деле надо сделать совсем немного.
Срочно придать станице Таманской статус города, чтобы она могла развиваться и развивать свою инфраструктуру. Срочно объявить весь Таманский полуостров
всероссийским природно-культурным заповедником.
Придать проекту «Тамань – новый Крым» статус национального проекта.
Подарить миллионам людей Новый Крым – новые надежды и новый мир.
Поддерживая Майкова и всех, кому дорог лермонтовский парус над Таманью, мы решили продолжить серию публикаций об этом заповедном уголке Отчизны, его уникальных богатствах, людях. Нельзя, чтобы при нашем попустительстве все это в мгновение ока исчезло с лица земли, ушло под воду, как древние города. Или мы хотим, чтобы все, что от нас осталось, – датированные кем-то осколки: «Тамань. Фрагменты. I век до Большого Взрыва»?
Пока еще не поздно, надо опомниться, спасти Тамань. Мы надеемся, что читатель поддержит нас.

Турецкий фонтан

Это старая тема: школа, параллельная жизни. Фонтан жизни бьет, а учение засохло. Жалуемся, что учить в школе некому, а только выйдешь за стены… Не новая тема. Толстой писал, правда, не о России – о Франции: «Если бы кто-нибудь каким-нибудь чудом видел все эти заведения («учебные» – вставлено в скобках другим небезызвестным педагогом C.Т.Шацким), не видев народа на улицах, в мастерских, в кафе, в домашней жизни, то какое бы мнение он себе составил о народе, воспитанном таким образом? Он, верно, подумал бы, что этот народ невоспитанный, грубый, лицемерный, исполненный предрассудков и почти дикий. Но стоит войти в сношение, поговорить с кем-нибудь из простолюдинов, чтобы убедиться, что, напротив, французский народ… понятливый, умный, общительный, вольнодумный и действительно цивилизованный… Где же он приобрел все это?
Я невольно, – говорит Лев Толстой, – нашел этот ответ…»

Фонтанировал, струился из-под земли источник, вдруг иссяк. Александр Петрович стал искать причину. Ходил с рамкой по котловану и чувствовал, что внизу много воды. Очень много. Пришел к главе администрации Тамани и говорит: что-то тут не так. Колодец пуст, а вода есть. Стали копать трактором, потом вручную втроем: глава, замглавы – бывший директор школы и Александр Петрович. И докопались… до древнего водопровода протяженностью в четверть километра. Трубы из керамики и терракоты, шахтные вертикальные и горизонтальные водозаборы, шестиметровые колодцы; если взять справочник и сравнить, всю водно-инженерную мысль можно найти в этом древнем сооружении, объясняет мне Александр Петрович, или «лозоходец А.П.Меташоп», как подписывается в отчетах.
Выше среднего роста, гибкий, как лоза, очень спокойный. Таким человек бывает, когда занимается своим делом и оно запечатлевается в облике достоинством.
Знание – сила, а умение – достоинство.
Мы сидим с Александром Петровичем, жителем небезызвестной станицы Тамань, в скверике на набережной Лермонтова, и он чертит на земле прутиком, объясняя устройство открытого им водопровода. Таманский полуостров, говорит он, – это маленькие Курилы между Европой и Азией. «Какой Азией?» – не понимаю я. «А мы в Азии находимся, – не удивляется или делает вид, что не удивляется моему незнанию, Меташоп, – географически мы в Азии. Платформы как таковой нет, а есть складки в коре. Они, как меха гармони, сжимаются, разжимаются. Мы живем, процветаем на этих складках. Тут синие понтийские глины на глубине от трех до пяти тысяч метров имеют водоем, как чашу. А поскольку мы связаны с вулканами, то тектонические процессы идут, выдавливают из донышка газ, и он выносит на поверхность воду».
Таким образом, по Меташопу, образуется источник – колодец этот, турецкий фонтан. С древних времен его по-всякому огораживали, обустраивали, а лет четыреста назад, чтобы больше получить пресной воды, додумались до подземного водопровода, который и был откопан Меташопом.
Александр Петрович, сидя со мной на лавочке, рисует на земле прутиком, показывает чертежи. Признаться, я в этом мало что понимаю. Меташоп интересует меня с другой стороны. Таких, как он, по-моему, самих надо раскапывать. Без них Тамань – дыра. Растрескавшаяся от жары земля, сущий ад. И неутолимая жажда – воды…
В гостинице, где ночую, слабая струйка течет из крана, да и то несколько часов в сутки. Водовоз перед Таманью летом часами сторожат, на коленях упрашивают, чтобы заехал в огород. Кругом полуострова вода, а воды нет. Народу куча, а людей нет – обычная наша ситуация. Вопрос в том, что искать раньше – воду или человека.
«Педагогика, – заметил один из искателей воды, Евгений Бондарь, в прошлом директор школы, – не то, что мы говорим. И даже не то, чему учим. А как мы живем».
Нашу жизнь повторяют дети. По их облику, повадкам можно узнать учителей и родителей. Та вон поплевывает семечками сквозь свой несуществующий зуб. А тот ищет затонувшее Боспорское царство. Греция, Рим, Византия, Тмутаракань – кого только тут нет! Под землей – высохшее русло реки, ему десять миллионов лет; геоморфолог-академик сказал о нем: «водоносная память».
Была вода – жили люди. И как считает другой искатель воды, глава Тамани Геннадий Майков, жили в основном счастливо. Культурные слои (один под другим) говорят о том, что человеку хотелось здесь отметиться. Хотелось жить… То, что человек к нынешней ситуации никак приспособиться не может, наталкивает третьего искателя, героя этого очерка Александра Петровича Меташопа, на мысль, что люди чего-то не знают. Ученые, геологи, здешними местами особенно не интересуются, для них это, может быть, не важно, а для людей, которые тут живут, важно. Важно, но они не знают, что здесь в действительности под ними, а незнание рождает вымыслы, и Александр Петрович пытается сказать людям, что это не так, пытается объяснить, как на самом деле.
Он давно занимается биолокацией, еще с Дальнего Востока. Там строили поселки, и геодезисты часто ошибались: поставят здание, а оно поднимается, лед его поднимает, называется – «вскипают ключи». Чтобы не напороться на ключ, надо знать, есть вода или нет. Пробовали выяснять с помощью рамки, и у Александра Петровича стало получаться. Биолокация, говорит он, – это такая вещь тонкая. У человека она, как у дельфина, у которого зрачок подковообразный, и когда он хочет что-то рассмотреть, «подковка» опускается, и получается как бы два зрачка. Два металлических прутика и ты – единое целое. И ты не только чувствуешь, где находится вода, но и сколько ее, когда заканчивается и почему…
Вот как вышло с этим подземным водопроводом: Александр Петрович стал искать причину, почему иссякает источник, и оказалось, что причину мы сотворили сами. Прокладывали над древними трубами дорогу и две трубы раздавили.
Ну, тут по незнанию, хотя это не оправдывает.
С одним из искателей ездили в урочище «Писки». Там среди курганов компания Меташопа раскопала старые засыпанные колодцы – казаков Карельских, Филатовых. Собрали народ, освятили, праздник был, а не прошло и года – в колодцах помойка.
В нас причина.
Александр Петрович искал причину, но потом его заинтересовало, откуда тут взялись люди. И он выяснил, что здесь было двенадцать источников во времена Суворова. И этот фонтан турецкий перехватывает лишь часть подземной воды, а остальная уходит в море.
Тогда его заинтересовало: если водоносный слой расположен под наклоном к морю, не размывает ли он берега? И Александр Петрович стал исследовать и пришел к выводу, что именно эта вода унесла Тмутараканьское городище, центральная часть которого находится теперь под водой.
Вода смыла царство, легендарную Тмутаракань.
И этот процесс продолжается.

«На перекрестке улиц Карла Маркса и Соседского, – сообщает лозоходец Меташоп, – в огороде у одного мужика источник на поверхность не пробился, а прошел под землей, вымыл берег и за два года унес участок земли – вот такой, как от нас с вами до памятника Лермонтову, – показывает он мне. – И никто не может дать гарантии, что мы вот сидим тут у Михаила Юрьевича, а в один день вместе с ним не окажемся под водой».
Вопрос все тот же, говорит вслед за Майковым Меташоп: чего мы хотим – чудесного курорта или конца света? Это ясно всем – даже воде!
Суть поразительного открытия лозоходца Александра Петровича Меташопа: водоносные горы, окружающие Тамань, сливают в Таманскую котловину слишком много воды. И она, не находя выхода наверх, мстит людям, пробивается к морю, подмывает таманские берега. Надо дать воде выход – надо поднять ее к людям! – нужны фонтаны, гостиницы, пляжи – нужны люди.
Тамань нужно срочно очеловечивать, сама природа голосует за это.
А как она проголосует, когда в активной сейсмической зоне появится склад сжиженного аммиака, лучше не представлять.
Относительно безопасности «терминала» (последнего после ввоза в страну ядерных отходов слова отечественной науки) Меташоп говорит так. Пытались тут дважды через Керченский пролив строить мост. Первый раз во время войны Рузвельт с Черчиллем на Ялтинской конференции по нему проехали. Через три месяца мост рухнул.
Второй раз после войны строили по чужому проекту, используя трофейные конструкции (немцы тоже хотели построить мост, но не успели, а наши – быстро-быстро с двух сторон из Тамани и Керчи поставили). Результат тот же.
Рыбзавод ушел под воду, поплыл пионерлагерь… Это только то, что сам видел, говорит Меташоп. Конечно, понимаю, Тамань – выход России в море. Но проектировщики не учитывают, что мы не на материке. Тут надо просчитывать, как в космосе. Любая инженерная оплошность может стоить огромного числа жизней…
Как-то отдыхали в Тамани гидроморфологи, известный профессор из Академии наук заинтересовался раскопками Меташопа и говорит: на кой мы тянем сюда плохую воду, когда тут хорошая? Пригласил главного гидролога России, краевого гидролога, они проехались и подтвердили, что да, воды много, хотя на картах не обозначено. «А как подтвердили?» – спрашиваю Меташопа. «А взяли, – говорит, – с собой рамку, у них в подразделениях тоже есть биолокация, хотя мало используется в жизни».
Стали здешние лозоискатели допытывать тамошних: объясните нам природу этой воды. Те только руками разводят. Тогда Александр Петрович сам стал думать. Изучал книги по геологии, грязевулканизму, анализировал, сопоставляя со своими ощущениями. «Я понимаю, почему у нас так, – говорит он мне. – Потому что «мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь…» Вы придите к учителю в школу, в любой населенный пункт, и вам про эти вот вопросы ничего не расскажут. А отсюда все наши шишки – я так понимаю».
Я нарочно зашел в школу поблизости. Там про Меташопа даже не слышали.

Не новая эта тема – турецкий фонтан. Обычное дело: школа параллельна жизни. Как быть?
Вернемся к Толстому, искавшему ответ на вопрос: как это может быть, что если судить по школе – народ дикий, а поговоришь с кем-нибудь на улице, видишь – цивилизованный?
«Я невольно, – продолжает Толстой, – нашел этот ответ в Марсели, начав после школ бродить по улицам… музеумам, мастерским, пристаням и книжным лавкам. По самому беглому подсчету на 250000 жителей пятая часть изустно поучается ежедневно в этих народных школах. Даже в маленьких кафе даются маленькие комедийки, сцены, декламируются стихи. То самое, что я видел в Марсели и во всех других странах… там, где жизнь поучительна… народ образован, а там, где жизнь не поучительна…»
Отчет Александра Петровича по турецкому фонтану с выкладками и чертежами – готовая, уж поверьте мне, доктору наук, диссертация. Но Меташоп ее никогда не защитит, потому что формально у него нет высшего образования. Да никакого нет, если формально.
А кто же он?
Когда-то был агрономом, теперь слесарь в газпромовском пансионате «Факел».
А вода, колодцы, фонтаны?!
Начальник газового управления, где Меташоп работает слесарем, прослышав о его необыкновенных способностях, спросил, откуда тут берется вода. Меташоп сказал ему, что вода – результат вулканизации, а начальник: чепуха, навыдумывали себе! И слесарь, чтобы объяснить людям истинное положение дел, написал просвещенческую статью, что-то вроде путеводителя по здешним местам – «Карабетова сопка».
Подарил мне, надо бы куда-то пристроить.
Сижу, говорит, зимними вечерами и записываю.
Конечно, ему, как всякому нормальному человеку, хочется, чтобы было людьми использовано. Космос исследуем, говорит Меташоп, а что у нас под ногами – не знаем.

«Оверкиль»

«Это надо быть на борту, наблюдать, что там с ним происходит», – сказал Быковский. И задумался, не зная, как объяснить мне, что происходит в открытом море с юным человеком. Юнгой. Когда он на «Луче» остается один. Что он чувствует, пытаясь справиться со шквалом. А тут шквальный ветер, порывистый, это и я почувствовал, хотя был на парусе не один. А один как справляется с переворотом? Как он ахнет, ухнет, как справится? Никто, кроме него, не знает. «Но он же справляется, – говорит мне Быковский, – преодолевает себя, страх, стихию. Но это же есть…»

В лермонтовские времена в море можно было увидеть одинокий парус. А двадцать пять лет назад, когда Владимир Петрович приехал в Тамань, уже не было ни одного. Первые гребные ялы, шести-, десятивесельные, подарил командующий Черноморского флота. Тогда был общий флот, и в Темрюке при районо – клуб юных моряков. Быковскому выделили ставку руководителя кружка, и он начал работу с простенького яла, на который сажают с четырнадцати лет, чтобы у капитана был какой-то вес в буквальном смысле слова: лодкой управлять – вес нужен. Изучали основы управления парусным судном и делали первые погружения с аквалангом у берега. Хотя ребята быстро осваиваются и пытаются улизнуть в глубину, говорит Быковский. Приходится держать их на веревке.
Так постепенно вырос детско-юношеский клуб «Тамань». С кружками, секциями радиолюбителей и судостроения, с кинофотостудией, запечатлявшей историю клуба и общую – если не со времен викингов, то двухсотлетнего юбилея высадки казаков на Кубань, историю, оживавшую в парусных экспедициях по местам славы и трагедий русского флота. Во время одной из них на яхте «Парсек» ребята Быковского прошли через Босфор и Дарданеллы в Эгейское море, в Италию, до Туниса и обратно. Даже умудрились подорвать киль на рифе и сами его отремонтировали. «Гут бот» – как говорят про их старые лодки немцы.
«Лети, как птица, яхта! Встречайте нас, моря. Я вновь иду на вахту, дыханье затая…» – немного коряво, но искренне написал здешний юнга.
Всякое дело, если оно настоящее, обрастает со всех сторон жизнью, не важно, как называется – кружок ли, клуб. Школа жизни – вот что строил Быковский.

До этого в обычной школе он преподавал физику. А с географией возникла проблема.
«Вам уже говорили про Косу Тузла?» – спрашивает Быковский, имея в виду печально знаменитую косу в Керченском проливе, несколько лет назад отданную просто так, за здорово живешь, вместе с проливом Украине. Последние походы ребят Быковского были туда с ночевкой на «Рикошетах» – судах пяти с половиной метров длиной. «Вот коса, – показывает мне Владимир Петрович на карте, хотя ее и так видно, – тут вот Тамань. От берега до косы мелями, пешком дойти можно…»
Повторюсь для тех, кто не слышал: в двадцатые годы, чтобы рыбакам из рыбколхоза не ходить в обход, в косе сделали искусственную промоину, и со временем коса превратилась в остров. Теперь, как и Крым, он – заграница. Хотя географически это участок суши, принадлежащий Таманскому полуострову. Обычно в мировой практике граница проходит по фарватеру; вот здесь, показывает по карте Быковский, должна быть граница. Но косу вместе с проливом отдали, теперь наши суда проходят по украинской земле, и с них берут за проход, за лоцию…
«По глупости получилось?» – «Да по пьянке, если называть вещи своими именами. Собрались на троих… Главное, по живому резали…»
В Керчи, хорошо видной из Тамани в ясную погоду, раньше заканчивали школу, институт, оттуда брали невест. Теплоходик ходил шесть раз в сутки, билет стоил рубль двадцать. А сейчас родители здесь – дети там. Или, напротив, с той стороны пролива присылают к бабушкам детей в Тамань, они ходят тут в школу.
С русским языком происходит несусветное, считает Быковский, с украинским раньше такого не было. Была «перукарня». Кто как хотел, так и разговаривал.
«Ну уж, – сомневаюсь я, – прямо уж как хотел». «Ну да, – говорит он, – моя тетка до войны училась в Тамани на украинском, «Кобзаря» в подлиннике читала. И я читал в детстве книги на украинском, которые дядя привозил. Да вы послушайте наши казачьи песни, половина же на украинском. Поэтому зря, я вам скажу, эта история нагнетается. Паны дерутся, а у мужиков чубы трещат».

Хочешь построить школу жизни, думаю я, сам выучись, как Быковский. Плавни, лиманы – с детства, вся жизнь на море.
Служил на Северном флоте. По образованию радиофизик, закончил в Саратове университет. Женился, вернулся домой и здесь проходил дальше школу жизни – был в Тамани одним из первых лиц, еще до перестройки его «ушли», и он пошел в школу учителем.
Сами знаете, говорит он, что сегодня в школе делается. Подражают американской схеме. Он лично с этим не согласен: Капица кончал наш университет. Мало ли ребят, у кого светлая голова, умные руки. Но нужно образование, широкий кругозор. Специальность – понятно. Но нужно и писать правильно, говорить по-русски. Здесь на Кубани – говор, мягкое «г»…
«Я не ханжа, – говорит Владимир Петрович, – дай боже – флот прошел. Но когда берешь книгу, литературное произведение и читаешь?.. Я при женщинах не матерюсь, этого не приемлю. Может, воспитание такое, дед у меня был – сам не матерился и другим не позволял. Помню его аргумент: этим же ртом ты говоришь – хлеб, бог…»

Не сразу получается – на море. Мальчишки замерзают иной раз. А гоняют, пока не начнут им с берега флагом размахивать. Синие – а гоняют. Активное времяпровождение.
Что воспитывается? Прежде всего уверенность в себе. Понимаете, говорит Быковский, когда лодка под мотором, она идет, куда вы правите. А под парусом – ветер дует в одну сторону, а тебе надо в противоположную. Как туда попасть? В лодке с веслами – грести, упираться, но тоже ведь до предела, такой ветер, кажется, этой силе нельзя ничего противопоставить. А на парусе – противостоит умение.
И не бояться, что тебя унесет. Когда по ветру плывешь – понятно, а как назад вернуться? Человек на парусе – это преодоление элементарного страха, боязни перевернуться. Есть два поворота – носом к ветру или кормой. А есть «оверкиль» – это значит перевернулся. Так вот ребята должны этого не бояться. Уметь встать на «шверт» – такая доска в корпусе, которая в воду выдвигается, – открепить, поставить на ровный киль, опять поймать ветер и продолжать гонку, движение.
Так же и в жизни, говорит Быковский про своих воспитанников, они не боятся перевернуться и встать на место. И мальчишки, и девчонки (в клубе много девчонок), не знаю, говорит, как складывается их судьба. А ребята многие просятся служить на флоте, мы им тут в клубе выдаем справку, что умеет управлять парусом и сделал пять пробных погружений.

Владимир Петрович говорил с одним знакомым врачом, тот: «Я не понимаю, как это под водой…» Человек хорошо плавает, но когда ныряет – страх: как же мне вернуться?
А человек, который ныряет с аквалангом, преодолевает это чувство страха (признаюсь, на парусе я у Быковского попробовал, а погрузиться не вышло, и это у меня пока осталось к глубине – непреодоленное чувство страха).
То же самое под парусом, поясняет Быковский. Раз с его сыном пошли трое на «Рикошете» посмотреть, что под водой делается в смысле археологических изысканий (тут же под водой целые античные города, и у одного гостя, ученого, было предположение, что там типа древнего выхода из порта). Ну вот, вышли, налетел сильный ветер, шквал, и их опрокинуло. Быковский увидел в бинокль, побежал к моторке, но не понадобилось. И он испытал гордость за сына и ребят – они поставили на шверт, на киль, взяли на рифы, поменяли направление движения и галсами, галсами шли против ветра. И поздно вечером вернулись против ветра. Столько маневров сделали.

Сейчас парус в Тамани уже далеко не одинокий. И работают в клубе не только с местными, приезжают ребята из Москвы, Курска, Екатеринбурга. Из Германии были. Клуб проводит экологические экспедиции: ветер как источник энергии, солнце… Хотят создать, как во Франции, крейсерскую школу. Занимаются с детьми, как и прежде, бесплатно – новые русские в Тамани большая редкость. Им бы спонсора какого-нибудь, который бы взял над ними шефство, – ведь бросить, сломать дело легко, а восстановить будет невозможно.
А что может быть важнее этого дела – того, что происходит с человеком… Сначала его, объясняет Быковский, как бы «выкатывают». Более опытный садится за руль, а новичку дают «шкоты подергать», «румпель подвигать», в общем, поупражняться в качестве стажера, сделать несколько таких выездов. А потом – самостоятельно. Во-первых, надо. А во-вторых, хочется. И все равно, сколько бы теории и практики не давать, всех ситуаций не предвидишь, какие могут случиться с лодкой, с тобой, когда один на один с ветром. Например, сломался руль, а надо умудриться добраться до берега. Хоть к берегу куда-то добраться, а потом уже вдоль берега к яхт-клубу, «марине», как говорят на Западе, хотя и у нас же были художники-маринисты.
На все случаи жизни не предвидишь, но каждый раз надо преодолеть, что-то сделать. Раз у Быковского был случай: владелец яхты прибежал в одних плавках – никак не мог вернуться. Семья осталась на яхте, которую било у самого берега волной, и он не знал, что делать. Его прибило ветром. Пришлось раздеваться и помогать. Надо было выйти в открытое море, подальше от берега. Психологически – кажется немыслимо. Но там уже лодка управляема, там легко…

Да, парус может быть не одинокий, а человек в жизни все равно один. Быковский вспомнил, как учился в юности работать на комбайне. Комбайнер ему: «Вперед!» Он: «Покажи как!» А тот: «Это не мой метод воспитания». И спрыгнул. И – вперед. Начал ловить колоски, управлять грохочущей машиной. Первый раз валки лежали так плохо, что подборщики не могли подобрать. А потом ничего, ровно…
Когда делаешь что-то самостоятельно и знаешь, что, кроме тебя, никто не сделает, это и есть, наверное, воспитание, закалка человека, говорит мне Быковский. Марка яхты значения не имеет, суть не в размерах, не в водоизмещении, а в человеке, который, как бы его ни накрывать, ни прятать, все равно один на один с ветром, в способности человека принимать решение.
Каждый по себе знает, как тяжел выбор порой, кажется, между плохим и ужасным. Нет выбора – легче, принимаешь как неизбежность, а вот когда он есть… И если тем более надо отвечать не только за себя, «выкатывать» кого-то, чтобы не утонул и гиком не стукнуло по башке. Хотя, считает Быковский, если гиком не стукнуло, никогда не научишься наклонять голову при смене галса, при маневре. Есть такие вещи, которые нужно испытать на собственной шкуре.

Продолжение следует

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"