Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №28/2001

Вторая тетрадь. Школьное дело

Ведюшкин В.А., Бурин С.Н.
Новая история зарубежных стран.
Учебник для 7–8 классов общеобразовательных учебных заведений. В 2-х частях. –
М.: Издательский дом «Новый учебник»; Образовательный центр «Веди-М», 2000

Если открыть настоящий учебник и бегло его пролистать, то первое впечатление о нем весьма благопристойное. В книге приводятся выдержки из исторических источников, интересные сведения о быте и жизни народов Европы, о международной политике и дипломатии. Учебное пособие красочно, богато иллюстрировано. Того же, кто решит серьезно углубиться в чтение данного издания, ожидает суровое разочарование.

Лучше меньше, да хуже

Прежде всего бросается в глаза неточность, усеченность определений. Причем речь идет не о каких-то второстепенных понятиях, а о базовых терминах курса Новой истории. Буржуазия определяется как «господствующий слой капиталистического общества, владеющий собственностью и существующий за счет использования наемного труда» (ч. 1, с. 37). Исходя из такого понимания буржуазии характеризуется и капитализм. Но это неполное определение. Буржуазия – это не слой, владеющий какой-либо собственностью вообще, а класс, имеющий частную собственность на средства производства. При этом не лишним было бы разъяснить школьникам, что такое «частная собственность» и «средства производства».
Пролетариат в «Новой истории зарубежных стран» – «одно из наименований рабочих в буржуазном обществе. В Древнем Риме пролетариями называли бесправные слои граждан, стоявшие вне разрядов (классов)» (ч. 2, с. 78). Из этой характеристики восьмиклассники могут уяснить, кем были пролетарии в Древнем Риме, но о месте рабочего класса при капитализме, кроме тавтологии, они не узнают ничего. И если даже экстраполировать «древнеримские» представления в Новое время, дефиниция пролетариата окажется неверной. В изучаемый период пролетариат – это один из двух основных классов капиталистического общества, полностью отчужденный от средств производства. Отсюда уже вытекают все остальные признаки рабочего класса.
А что такое Реформация? Только ли «широкое движение за обновление, реформу католической церкви, охватившее в XVI в. многие европейские страны» (ч. 1, с. 43)? Ведь далее, описывая события в Европе, связанные с Реформацией, В.А.Ведюшкин и С.Н.Бурин отмечают, что главной причиной народной Реформации в Германии (крестьянской войны под руководством Мюнцера) стало обострение противоречий между феодалами и крестьянами, а учение Кальвина о предопределении служило практическим нуждам зарождавшейся буржуазии.
Реформация, хотя по форме и являлась религиозным движением, имела в своей основе социальный, антифеодальный характер. Нельзя забывать, что католическая церковь была в то время религиозной оболочкой феодализма. Основная причина Реформации – зарождение в недрах феодализма новых, антагонистичных ему раннекапиталистических отношений. Не случайно Реформация более-менее успешно проходила в тех странах, где уже имелись ростки капитализма (Англия, Франция, Германия), и, наоборот, феодальная Испания являлась рупором католической реакции. Связь Реформации и капитализма прослеживается особенно зримо, если учесть, что попытки осудить католическую церковь с религиозной, библейской точки зрения неоднократно предпринимались задолго до Лютера, но успехом они не увенчались, так как не имели серьезной социально-экономической базы. В частности, идеи Лютера во многом повторяют программу Гуса, однако гусизм в XV в. потерпел поражение, несмотря на военные успехи таборитов. В XVI в., по сути, те же идеи становятся идеологией нового класса – буржуазии, а все социальные силы, принимавшие участие в Реформации, объективно боролись за новый строй. Понятно, что немецкие крестьяне XVI в. могли это не осознавать, но должны ли это игнорировать исследователи в XXI столетии?!
Идем дальше. “Гражданская война – война между соотечественниками” (ч. 1, с. 127). Кратко и ясно. Но только вот правильно ли? С точки зрения обыденного сознания, возможно, да; с точки зрения научности – конечно, нет. При такой общей, расплывчатой трактовке этого понятия в разряд «гражданских» попадают и война Алой и Белой розы, и опричнина Грозного. На самом деле гражданская война – это вооруженная война за власть между классами, социальными группами внутри страны, вызванная крайним обострением общественных противоречий. Именно на основании этих критериев выделяются гражданские войны в США, России, Испании, Греции и других странах. Княжеские усобицы, феодальные войны, дворцовые перевороты и прочее к гражданским войнам не относятся, так как являются борьбой в рамках одного класса, а не противостоянием социально противоположных слоев общества. К сожалению, из «Новой истории зарубежных стран» дети этого не узнают.
Так же, как не поймут они, что такое идеология. «Идеология – это совокупность политических, религиозных, нравственных и других взглядов и идей, выражающих отношение человека (людей) к историческому процессу и своей роли в нем» (ч. 1, с. 191). Согласно дефиниции, предлагаемой в учебнике, любой человек, пускай никогда ранее и не обнаруживавший в себе склонности не то что к философским обобщениям, но и к мыслительному процессу как таковому, после обильного сорокаградусного возлияния, а стало быть, появления совокупности взглядов на исторический процесс и особенно свою роль в нем автоматически вооружается идеологией. Идеология – это система идей и взглядов, выражающая коренные интересы, идеалы какого-либо класса, социальной группы; это форма общественного сознания. Таким образом, простая совокупность взглядов отдельного человека (людей) на общественно-исторический процесс еще не является идеологией.
Термин «сословия» (ч. 2, с. 5) объясняется только в учебнике 8 класса, хотя употребляется значительно раньше. «Классы» (ч. 1, с. 140) впервые упоминаются (без определения) уже после рассказа о первоначальном накоплении капитала, Реформации, английской буржуазной революции!
Поражает методологическая безграмотность авторов книги. В параграфе, посвященном зарождению капитализма (ч. 1, с. 29–37), ни слова не говорится о первоначальном накоплении капитала. А ведь оно как раз и является исходным пунктом капиталистического способа производства. В Англии, где генезис капитализма был классическим, первоначальное накопление происходило наиболее жестко, в виде огораживаний. В учебнике об этом говорится… после рассказа о становлении капитализма (ч. 1, с. 74–77).
События, связанные с Парижской коммуной, описываются в высшей степени поверхностно (ч. 2, с. 108–110). Ничего не говорится об одной из основных причин восстания 18 марта 1871 г. в Париже – тяжелейшем материальном положении большинства парижан. Его спутниками были ростовщичество, безработица, голод. Авторы пытаются навязать мысль о мелкобуржуазном характере народного восстания, а значит, ни о какой «первой пролетарской революции» говорить не приходится. Тот факт, что мелкая буржуазия участвовала в революции, коммуна не имела четкой программы, а марксисты составляли в ней абсолютное меньшинство, не скрывался даже в советских учебниках. Однако почти половину избранных в совет коммуны составляли рабочие. Члены совета оставались подконтрольны своим избирателям и могли быть отозваны; их жалование не превышало оплату квалифицированного рабочего. Совет коммуны запретил штрафы, ночной труд в пекарнях, попытался установить минимум зарплаты. Предприятия, принадлежавшие противникам коммуны, были конфискованы и переданы в кооперативную собственность рабочим. Устанавливались твердые цены; отменялась задолженность по квартплате, а в пустовавшие квартиры вселялись бездомные. Наконец, взамен старой армии было объявлено о всеобщем вооружении народа. Если бы в учебнике приводилась хоть часть этих фактов, школьники сами смогли бы сделать вывод о том, в чьих интересах действовала Парижская коммуна.

Игнатий Лойола отдыхает

Многие суждения В.А.Ведюшкина и С.Н.Бурина вызывают сомнения в плане их научной обоснованности. Верно акцентируя внимание на кровавом и бессмысленном терроре якобинцев, творцы учебника стараются создать впечатление, что вообще ничего положительного в тот период во Франции не было. Но, помимо ужасов гильотины, был знаменитый декрет об отмене всех феодальных платежей и повинностей. В книге этому мероприятию отведен такой пассаж: «Пытаясь поднять свой авторитет, Конвент… ликвидировал остатки еще сохранявшихся феодальных повинностей. Но их и так уже давно перестали выполнять большинство крестьян. К тому же десятки тысяч крестьян находились в армии и не смогли оценить этого «благородного жеста» Конвента» (ч. 2, с. 25).
Хочется спросить авторов книги: когда Линкольн отменял рабство, а Александр II крепостное право, нехорошая мысль об укреплении своей власти у них при этом напрочь отсутствовала? Неужели господа Ведюшкин и Бурин, ратующие за правовое государство, не понимают, что самовольный отказ крестьян от феодализма, не закрепленный политически, юридически, был сопряжен с перманентной возможностью реставрации. И то обстоятельство, что многие крестьяне на момент издания декрета находились в армии, не умаляет его достоинства. Ведь если, к примеру, сейчас наше правительство примет постановление о строительстве жилья для семей военнослужащих, никому не придет в голову заявить, что самим солдатам до этого нет никакого дела, ибо в данный момент они, проходя службу в армии, живут в казармах. В действительности, когда сжигали документы, подтверждавшие феодальные права бывших сеньоров, крестьяне пели «Марсельезу» и кричали: «Да здравствует республика! Да здравствует «Гора»!» Декрет был вершиной аграрного законодательства Великой Французской революции.
В учебнике отсутствует элементарная логика. В параграфе «Международные отношения в 1815–1875 гг.» (ч. 2, с. 55–60) по поводу Венского конгресса написано следующее: «Именно ответственность за эти судьбы (Европы после наполеоновских войн. – С.Ч.) заставила участников конгресса вспомнить о европейской идее, т.е. идее объединения государств Европы… во имя поддержания мира на континенте». А чуть ниже говорится о том, что по решению Венского конгресса Россия получала часть бывшей Польши, Пруссия – Рейнскую область и Вестфалию, Австрия – итальянские земли Ломбардию и Венецию, а Англия – ряд колоний. Видимо, в очередном переделе мира и была воплощена гуманная идея добрососедства, о которой вещают восьмиклассникам со страниц учебной книги.
Далее следует еще одно откровение: «Конечно, намерения главных участников Священного союза были по своей сути консервативными: ведь они стремились не допускать никаких изменений в Европе. Но после военных бурь, пронесшихся над континентом с начала Французской революции, именно политическая стабильность отвечала интересам не только правителей, но и народов Европы. Правда, были два серьезных обстоятельства, которые и оставили благие намерения основателей Священного союза лишь намерениями». Итак, консерватизм – это, в принципе, нехорошо, но после военных бурь – это хорошо, однако есть обстоятельства, из-за которых это «хорошо» – хорошо, да не очень. И подобным языком написано для учеников 8 класса! Средневековые схоласты позавидовали бы такой казуистике.
Разберемся по сути. Что это за политическая стабильность, которая отвечала интересам народов? О перекраивании карты мира уже сказано, а затем В.А.Ведюшкин и С.Н.Бурин пишут о подавлении странами Священного союза революций в Испании и итальянских государствах в начале 1820-х гг. Священный союз был коллективным жандармом Европы, стремившимся сохранить в ней феодальные порядки. Насчет сохранения феодализма и противоречий между странами – участниками союза в учебнике вскользь упоминается, но… «Священный союз некоторое время поддерживал стабильность и мир в Европе не столько конкретными действиями, сколько своей внешней политикой». Одного этого параграфа вполне достаточно, чтобы ребенок, не прошедший курс обучения в иезуитской школе, навсегда возненавидел историю.
Удручает, что такие «убежденные поборники демократии», как В.А.Ведюшкин и С.Н.Бурин, исподволь культивируют у учащихся расистские представления. Касаясь положения негров в США в период Реконструкции, авторы книги без надлежащего объяснения сложившейся ситуации замечают: «…Бывшие рабы с трудом осваивались в новых условиях. <…> Они плохо представляли, как им распорядиться внезапно полученной свободой. В результате многие освобожденные рабы вскоре возвращались к бывшим хозяевам, умоляя принять их обратно на любых условиях». Просто трактат о неспособности черного человека к самостоятельному развитию! Ученики могут прочитать и про то, что ку-клук-склановский террор был ответом на негритянские волнения (ч. 2, с. 161.) Конечно, из этих околонаучных и витиеватых рассуждений, в которых причина выдается за следствие, прямо не следует, что черные ниже белых, а рабство следовало сохранить. Но и подобный вывод может быть резонным в устах 14-летнего подростка. А самое страшное, что в любом случае он пропитается изначально ущербной теорией о том, что злодеи и жертвы несут равную историческую ответственность за содеянное.
Теряя чувство меры, авторы книги опускаются до откровенного социал-дарвинизма. Без комментариев ссылаясь на Спенсера, они отмечают, «что при свободе конкуренции в обществе действует такой же естественный отбор, как и в борьбе видов в природе» (ч. 2, с. 74). «Естественный отбор» – это не только узаконивание и оправдание социального неравенства; это еще и «борьба за существование», т.е. войны, кровь, смерть. И такие идеи в красивой обертке «плюрализма мнений» преподносятся детям!

Чапаев не растерялся. А восьмиклассники?

Остановлюсь еще на одной особенности «Новейшей истории зарубежных стран». Учебник глубоко идеологизирован. При его идейной эклектичности в целом одно направление выражено четко и последовательно – напористая и одновременно примитивная антисоциалистичность. Причем плохо скрываемая враждебность авторов книги касается не только коммунизма, но и левой идеи, революции (в том числе даже буржуазной) вообще. И в этом господа Ведюшкин и Бурин недалеко ушли от мракобесия почитаемого ими Священного союза.
Рассуждая об эволюционном и революционном путях развития общества, авторы учебника выступают в качестве адептов первого, ибо второй путь сопряжен с насилием (ч. 1, с. 206–208). При этом умалчивается о том, что революции происходят как раз из-за неспособности «верхов» «эволюционировать» в сторону прогресса. А в условиях реакции для удержания ситуации под контролем насилия творится ничуть не меньше, чем в революционную эпоху. Наконец, как быть с тем фактом, что наибольшего прогресса в Новое время добились Нидерланды, Англия, Франция и США – страны, в которых победили революции.
Пытаясь обосновать свое мнение, В.А.Ведюшкин и С.Н.Бурин в очередной раз прибегают к искажению фактов. «…Примерно до конца XVIII в. (до Французской революции) теория и практика идейно-политических течений развивалась преимущественно в духе эволюционных воззрений. Это в определенной мере было обусловлено культурными и нравственными традициями Возрождения и гуманизма, а затем и Просвещения, которые отвергали насилие и жестокость» (там же).
Вероятно, авторы, переходя к очередной главе, забывают, о чем они писали в предыдущей. Кальвин подчеркивал, что если правитель не выполняет свои обязанности перед общиной, то последняя имеет право на неповиновение вплоть до свержения тирана (ч. 1, с. 57). Локк и Монтескье сформулировали идею о праве народа, исходя из общественного договора заменять и свергать недостойных правителей (ч. 1, с. 191). Гуманисты, а затем и просветители с их резкой критикой общественных устоев и секуляризацией массового сознания как раз и стали идейной основой и Реформации, и буржуазных революций XVII–XVIII вв.
Характерны и задания, предлагаемые детям. «…Джон Локк не раз указывал, что без признания за личностью права на частную собственность будет невозможен какой-либо прогресс в обществе. На основе этой мысли… постарайтесь… как можно убедительнее обосновать слова Локка» (ч. 1, с. 214). Естественно, точка зрения Локка достаточно аргументирована и имеет право на существование, но ведь и альтернативные суждения имеют такое же право. Почему бы тогда данное задание не дополнить следующим образом: «Если вы не согласны с Локком, попытайтесь его опровергнуть и защитить взгляды Мора, Уинстенли, Мабли, Фурье и других о том, что частная собственность не совместима с процветанием общества».
Затрагивая отношения рабочих и буржуазии, авторы прибегают к откровенной социальной демагогии. «…Интересы буржуазии и рабочих не только не «непримиримы», но и во многом сходны. Предпринимателям необходим труд рабочих, который в значительной мере и создает их богатство. А рабочим нужен богатый и умелый предприниматель: ведь он будет оплачивать их труд» (ч. 2, с. 78). И тут же перечисляются все язвы капитализма того времени. Стало быть, предприниматель нужен рабочим для того, чтобы присвоить себе все созданное ими богатство, а затем выдать им обратно небольшую его долю.
Особенно гротескно в учебнике представлен марксизм. «После ее (буржуазии. – С.Ч.) уничтожения, утверждал Маркс и его последователи – марксисты, пролетариат установит свою диктатуру во имя всеобщего благоденствия» (ч. 2, с. 78). В действительности Маркс и Энгельс рассматривали диктатуру пролетариата исключительно в качестве средства ликвидации государства. «Пролетариат берет государственную власть и превращает средства производства прежде всего в государственную собственность. Но тем самым он уничтожает самого себя как пролетариат, тем самым он уничтожает все классовые различия и классовые противоположности, а вместе с тем и государство как государство» (Энгельс Ф. Анти-Дюринг. – М., 1988. С. 284.) Таким образом, пролетариат устанавливает свою власть не после уничтожения буржуазии, а для ее уничтожения (причем устранения как класса, а не физического истребления), а вместе с ней – ликвидации всех остальных классов (в том числе и самого пролетариата) и, следовательно, любой (в том числе и пролетарской) диктатуры.
Повествуя о международном социалистическом движении в конце XIX – начале XX в. (ч. 2, с. 272–275), В.А.Ведюшкин и С.Н.Бурин нагромождают целый лабиринт словесной эквилибристики, в котором факты поставлены с ног на голову. Социал-демократы и марксисты представлены в книге по существу антиподами, а взгляды Бернштейна выдаются за идеологию социал-демократии. Это до боли напоминает советские учебники времен Краткого курса ВКП(б). Только если раньше во всех смертных грехах обвинялись социал-демократы, то теперь – революционный марксизм. На самом деле к концу XIX в. марксизм был хотя и не единственным, но ведущим течением в социал-демократических партиях передовых западных стран. Конечно, в условиях легальности и социальных реформ, проводимых правительствами, западные социал-демократы не выдвигали, подобно большевикам, требований вооруженной борьбы и установления диктатуры пролетариата, однако они были сторонниками общественной собственности на средства производства, борьбы за завоевание пролетариатом политической власти, признавали классовую борьбу, выступали за пролетарский интернационализм, исходили из материалистического понимания истории. Таким образом, в целом социал-демократия руководствовалась марксистскими постулатами. Не случайно Энгельс, несмотря на критику по отдельным вопросам, очень высоко оценивал деятельность социал-демократических партий. Даже Ленин до начала Первой мировой войны относился к международной социал-демократии (в том числе II Интернационалу) и ее лидерам с большим пиететом, рассматривая ее в качестве оплота марксизма. Что касается бернштейнианства, то, будучи правым течением, оно до десятых годов XX в. не играло существенной роли в европейском социалистическом движении.
Противопоставление социал-демократов и марксистов напоминает эпизод из фильма «Чапаев», где крестьяне задают Василию Ивановичу вопрос: «Вы за большевиков или за коммунистов?» Легендарный комдив за словом в карман не полез. Только смогут ли не растеряться в схожей ситуации восьмиклассники, когда несуразица исходит не от неграмотных крестьян, а от кандидатов исторических наук?
Затрагивая историю РСДРП, авторы учебника пишут о ее «окончательном расколе» в 1903 г. на большевиков и меньшевиков из-за стремления первых действовать революционными средствами, а вторых – мирными. Однако меньшевики никогда не выступали против революции, вооруженных форм борьбы, а размежевание на II съезде произошло совсем по иному вопросу – о принципах партийного строительства. Кроме того, события 1903 г. стали началом раскола в РСДРП. Об окончательном расколе можно говорить лишь после VI (Пражской) партийной конференции 1912 г.
«После революционных событий 1905 г. в России, в ходе которых большевики активно применяли насильственные методы борьбы, многие европейские социал-демократические партии выступили с решительным осуждением этих действий». Опять фальсификация. В период революции 1905 г. активно участвовали в вооруженной борьбе не только большевики, но и все другие социалистические партии. Сама революция нашла горячее одобрение у европейской социал-демократии, а ее конфликты с большевиками (к которым западные социалисты относились в целом лояльно) были обусловлены главным образом идейной и организационной непримиримостью ленинцев во внутрипартийных вопросах.
Уповая на протяжении всего учебника на мирное решение всех проблем, В.А.Ведюшкин и С.Н.Бурин с антипатией отзываются об антимилитаристской позиции Ленина в период Первой мировой войны. (Хотя сами же указывают на империалистический характер общемирового конфликта…)
После всего прочитанного удивление вызывает уже не само содержание учебной книги, а курсив в ее начале: «Допущено Министерством образования Российской Федерации».

Сергей Черняков

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru