Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №27/2001

Четвертая тетрадь. Идеи. Судьбы. Времена

Полузабытые слова, обкатанные морем

Попробуем посмотреть в них на свет

Есть слова не то что совсем забытые нами, но будто потерянные. Их смысл туманится, они выпали из нашей жизни, не выдержав ее потрясений, ее неистовой скорости. Они не могут приспособиться к скороговорке.
У этих особенных слов есть цвет, запах, они несут в себе удивительное многообразие оттенков, интонаций, ощущений. О таких словах Арсений Тарковский писал: «Что это за фонарь, полный вибрирующего света?.. Слово не только звучит, а еще и светится, и обладает запахом и своей температурой».
Есть слова, которые мы слышали в детстве и вдруг перестали слышать. Впрочем, так бывает, наверное, с каждым поколением. Сто лет назад в рассказе «Антоновские яблоки» автор попадает в усадебную библиотеку своего соседа-помещика. «И замелькают перед глазами любимые старинные слова: скалы и дубравы, бледная луна и одиночество.., «ероты», розы и лилии, «проказы и резвости молодых шалунов», лилейная рука, Людмилы и Алины».
Как Бунин с грустью перебирал слова начала XIX века, так и мы читаем теперь самого Бунина. «Ржаной аромат новой соломы», «лиловатый туман», «он у тетки ездил форейтором», «грустно умирают сумерки», «тускло горят сальные свечи»...
Вспоминаю, как старый учитель, вологодский историк Петр Андреевич Колесников любовался названиями деревень, доставал из ящика карточку с названием, подносил к глазам, медленно зачитывал, а потом поднимал на меня светло-голубые глаза, ожидая моего восхищения. Это были удивительно ласковые названия, словно этими названиями люди хотели согреться. Светилово, Аленкино, Малышкино, Золотогорка, Колыбелька, Ивашкин След, Красотинка, Дорогуша, Сельцо-Родное, Смородинка, Теплогорье...
Ящиков с карточками у Колесникова было так много, что часть из них стояла в коридоре. Они появились у него в доме после того, как картотеку выкинули из одного государственного учреждения при переезде, а ученики Колесникова, студенты, подобрали ее. Если бы эти карточки исчезли, восстановить их было бы невозможно. Ведь это была картотека исчезнувших деревень.
Колесников, изучая историю северной деревни, обнаружил, что самые стойкие к переменам деревни – это одновременно и самые старые, древние поселения. Мне думается, что и старые слова, которые кажутся нам сейчас потускневшими, как фамильное серебро, лучше других переживут нынешнюю языковую смуту, пугающее нашествие плейбоев, спикеров, трансвертов и других хакеров.
В конце нынешнего года исполнится двести лет со дня рождения Владимира Ивановича Даля. Нашу новую рубрику мы благодарно посвящаем его светлой памяти.
Наш «Заветный словарь» не дань филологии. Это попытка прислушаться. Остаться наедине со словом, с его чистым звуком. Посмотреть на слово, как на цветное стеклышко, обкатанное морем. Взглянуть сквозь него на свет.
Поэтому видимой логики в нашем словаре не будет. Мы пойдем не от «А» до «Я», а от одного встреченного нами слова к другому. И трудно сейчас представить, в каком порядке они нам встретятся.
Наш словарь – лишь еле заметная тропинка в лесу под названием «Толковый словарь живого великорусского языка». Однажды, в больничную бессонницу, Белла Ахмадулина написала строки, которые звучат как напутствие нашей новой рубрике:

Заслышав зов, уйду, пред утром непосильным,
в угодия твои, четырехтомный Даль.
Отчизны языка всеведущий спаситель,
прощенье ниспошли и утешенье дай..
.

Калитка –

дверь, дверка подле ворот, или в воротах, для пеших, либо в заборе, ограде.
В.И.Даль

Одно из тех слов, о котором скучаешь, когда долго не слышишь. В нем есть поскрипывание самой калитки, и почему-то чувствуется по звуку, что она деревянная.
Наша калитка была так крепко сбита, что мы часто катались на ней по очереди. Было интересно обозревать улицу и одновременно плыть в воздухе. Это был порог детства. Капитанский мостик. Чужая жизнь ударялась в калитку, как девятый вал, но не могла ее одолеть.
Взрослые боялись, что мы сорвем калитку с петель, и прогоняли нас. Но она неудержимо влекла нас к себе. В горячке игры мы иногда лихо через нее перемахивали, хотя она не закрывалась никогда. Правда, вечером старики почему-то просили меня или кого-то из ребят прикрыть калитку плотно – на ночь. Так им, наверное, было спокойнее уходить со двора.
Вспоминаю сейчас, как Лаврецкий в «Дворянском гнезде» после объяснения с Лизой упирается в закрытую на ночь калитку, ему непривычно, что она закрыта, он секунду медлит, а потом, как мальчишка, перемахивает через нее. Калитка будто не отпускала его, забор вокруг усадьбы Лизы Калитиной был границей между счастьем и несчастьем. Между миром покорности, любви, домашнего света и стихией своеволия, страсти, неприкаянности.
Лиза Калитина... Тоже, наверное, не слепой случай подсказал Тургеневу эту тихую фамилию.
...Мы подросли и уже не катались на калитке, но все расставания, проводы и свидания происходили рядом с ней. Со скрипом, неохотно отпускала она нас во взрослую жизнь.
Когда-то о нашей калитке написал стихи Афанасий Афанасьевич Фет. Конечно, он писал о своей калитке и о своем. Но я вижу перед глазами нашу. И двор очень похож.

В темноте, на треножнике ярком
Мать варила черешни вдали...
Мы с тобой отворили калитку
И по темной аллее пошли.

Шли мы розно. Прохлада ночная
Широко между нами плыла
Я боялся, чтоб в помысле смелом
Ты меня упрекнуть не могла...

В нашем дворе не варили черешню на треножнике и аллеи за калиткой не было. Но чувство, и растворенность в нем всего мира, и боязнь немого упрека любимых глаз, и страх уединения, и желание его...
Трудно найти в русской поэзии более сдержанное стихотворение о первой любви. Тут главное – воздух, трепет, недосказанность и вообще – несказанность. Прекрасное умолчание о самом чувстве.
Перед нами поэт отворил калитку, и все остальное мы должны услышать сами: запах остывающего варенья, синий дымок, лесную прохладу, наполняющую двор. Сумерки, тепло и шероховатость серой щеколды, остывающая пыльная тропинка, а дальше – аллея, темная от густо посаженных лип...
Лучшие стихи о любви – это те, где нет слова «любовь».
Не называть – это вообще черта Фета. Он пишет о дожде, не вспоминая слова «дождь». Но мы слышим его:

Две капли брызнули в стекло,
От лип душистых медом тянет,
И что-то к саду подошло,
По свежим листьям барабанит...

Как долго, оказывается, можно смотреть в окно. Какое счастье видеть понурые сараи, забор с грустными потеками дождя и эту калитку под дождем...

Мезонин –

полуэтаж, надстрой, вышка, полуярус, полужилье.
В.И.Даль

Читал вечером «Дом с мезонином». И понял, что раньше будто и не читал этот рассказ. Почему-то не слышал иволги – «должно быть, тоже старушки». Не слышал вечерней тишины, шепота и смеха на веранде, не замечал желтых окон мезонина. Видно, только сейчас я дорос, домучился до Чехова.
Как ему, должно быть, мешали шум, разговоры, крики с улицы... А он торопился дописать, не забыть вот этого: как он живет в надежде, что и она думает о нем. «И обо мне тоже вспоминают... И мы встретимся...»
Потом я лег и долго смотрел на тусклый силуэт окна, тоже желтого – сквозь задернутые занавески. И стал вспоминать, как маленьким так же ложился и видел большое окно и как стоял в комнате свет у зеркала, как плыла полоска света по потолку.
Низкий и тусклый ноябрь, еще нет снега. Тучи ворон сиротливо и мерзло кричат с тополей, теснясь там на ночлег.
Хорошо бы поехать в Мелихово, когда снег выпадет – как по чистому листу. А еще лучше – в Ялту...
И еще я подумал о тех, кто может думать тоже обо мне иногда. «Где ты, Мисюсь?..»
Отсвет от рассказа лег на мою память, на все, что со мной было хорошего в такие же вечера, когда казалось, что ничего не происходит интересного, а сейчас ясно, что только эти мимолетности и остаются.
Слова, события, даты забылись, а взгляд, тени, прохлада, свет в окне мезонина – это осталось.

Грустная желтая лампа в окне мезонина.
Чай на веранде, вечерних теней мешанина.
Белые бабочки вьются над желтым огнем...

Ю.Левитанский

Невеличек –

невеликий, небольшой, малый.
В.И.Даль

В фильме «Мимино» есть эпизод, где герой-летчик задумчиво поет знаменитое «Чито гврито, чито маргалито, да-а...» Кто-то спрашивает: «Что такое чито-брито?» Летчик отвечает неопределенно: «Так... Птичка... птичка-невеличка...»
Невеличка. Это ласковое слово мы слышим отчего-то редко и, когда слышим, непременно обращаем на него внимание. Хочется его повторять, оно такое ладное, тихое, смешливое. В нем есть умиление малостью. Оно одно уже диктует интонацию беседы и располагает к улыбке. Произнося его, нельзя никого обидеть. Даже самую строгую фразу оно согреет. Все это есть и в грузинском «чито гврито». Как рассказал мне Шалва Александрович Амонашвили, так в Грузии обращаются чаще всего не к реальной птичке, а к маленькому ребенку. Это очень нежные слова.
И вовсе не только птичек можно называть невеличками. Наши предки называли так детей в возрасте примерно от пяти до десяти лет. У Лидии Чарской в повести о Сергии Радонежском «на лужайке толпа мальчиков-невеличков... Играют во что-то странное...» Невеличками могут быть, конечно, и девочки. Невольно рифмуется:
Две сестрички-невелички
Натянули рукавички...
Невелички – это, мне кажется, звучит куда лучше, чем беспристрастное дети или детсадовское малыши. И ничего архаичного, кстати, в звучании этого слова нет.
«Чито гврито, чито маргалито...» А маргалито – это в переводе на русский – жемчужина.
Сейчас мне вспомнилось, как мой маленький племянник, увидев на мутной витрине рыбного отдела слово лимонелла, воскликнул: «Какое нарядное слово!» И правда: как много есть на свете нарядных слов, похожих на рассыпавшийся жемчуг.
Я отвлекся. Впрочем, мне кажется, все это таинственно связано: невелички, маргалито и лимонелла.

Детство толкового словаря

Часто дети бывают точнее и лаконичнее взрослых в определении смысла окружающих нас вещей и явлений. Составителям словарей стоило бы прислушаться к малышам.

Тетрадка в клеточку – тетрадка, которую посадили в клеточку.
Правда – чистая правда.
Праздник – это когда салют и люди все радуются.
Метель – это такая вьюга, она, как тросточка, закручивается.
Темнота – это темно-претемно и ничего не видно.
Зеркало – это все видно.
Снег – лебединый, очень белый, мягкий.
Июнь – это мальчик в зеленой одежде, в колпачке, он держит в руках ромашки.
Пятки – они пятятся.
Месяц – долька апельсина на небе.

Вера, 6 лет

Весна – это блестящая бабочка, которая летает вокруг земли.

Юра, 9 лет

Лето – это в деревне подсолнух.

Юля, 9 лет

Любовь – это чувство до обморока.

Юля, 8 лет


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru