Неореволюции

Публицистика толстых журналов пытается понять, что скрывают политики за высокими словами

В первых номерах нового века журналы “Звезда” и “Дружба народов” обращаются к проблеме, драматичность которой все острее воспринимается обществом. Речь идет о депопуляции – убыли населения в связи с низкой рождаемостью. Россия вместе с Испанией, Италией и Германией сегодня – в первом ряду стран, уровень рождаемости в которых значительно ниже порога простого воспроизводства населения. Причины создавшегося положения и возможные пути его исправления обсуждаются в статье социолога Альберта Баранова “Депопуляция – социальный вызов государству” (“Звезда”) и в интервью Анатолия Антонова, заведующего кафедрой демографии семьи социологического факультета МГУ, – “Сбережем семью – сохраним Россию”.
Оба исследователя уверены, что депопуляция незамедлительно требует от государства соответствующих социально-политических преобразований. Но соответствующих – это каких? Анатолий Антонов убежден, что необходимы самые энергичные правительственные меры, чтобы у нас в стране всеобщей нормой стала семья с тремя – как минимум! – детьми. Альберт Баранов обращает внимание на то, что все “лидеры” депопуляции – страны с тоталитарным и милитаристским прошлым, до сих пор переживающие посттравматический синдром. Проблема, по его мнению, требует гораздо более глубокого подхода: “Вся прежняя история человечества была историей его роста. Эта фаза для всех народов закончится в середине ХХI столетия. Для Европы и России она уже закончилась. Все социальные институты и культурные нормы конструировались прежде всего на “вырост”; теперь их нужно будет адаптировать к убыли. Подобно тому как экологический кризис вынудил промышленно развитые страны перейти к энерго- и ресурсосберегающим технологиям, так и популяционный кризис вынудит перейти к человекосберегающим социальным технологиям”.

***

Известный языковед Эрих Хан-Пира в статье “Лукавая синонимика” (“Знамя”, № 1) рассматривает соотношение лексических значений слов государство, страна, родина, отечество, отчизна, и узкоспециальное, казалось бы, лингвистическое исследование оборачивается острой идейной полемикой с “пропагандистской машиной”, которая внедряла и внедряет в массовое сознание представление о полном единстве значений слов «государство» и «родина». И если французский король сказал: “Государство – это я”, то номенклатура пошла еще дальше: “Родина – это я”. Нет. Не родина организовала репрессии десятков миллионов человек, вселив в сознание других миллионов неизбывный страх, не она приказала депортировать народы, не она удушила венгерскую революцию 56-го года и “пражскую весну” 68-го, не она задумала афганскую авантюру, не она развязала чеченскую войну”.

***

В этом же номере журнала физик Николай Работнов выступает с трезвой, печальной и остроумной статьей “Пересчитывая деньги, ты помогаешь обществу”. “Спросите любого: что такое элементарная грамотность? Большинство ответит без запинки – умение читать и писать. Почти никто не добавит: и считать. Чего стоили наши иллюзии насчет всеобщей грамотности, сейчас ясно хотя бы из намеков многих мемуаристов, что человек, около двадцати лет простоявший во главе государства, – Л.И. Брежнев – писать не умел. А читать – “не любил”. Никто не упоминает, знал ли он таблицу умножения. У нас одно время это как-то перестало быть важным на государственном уровне. Если все исходные цифры – вранье, то какая разница, умеете ли вы правильно совершать над ними арифметические действия? Размышляя над реальными, “без вранья” цифрами, автор доказывает, что “любое серьезное сознательное нарушение властями количественных законов рыночной экономики, приводящее к масштабным отрицательным последствиям, ударяет в первую очередь и больнее всего по бедным и слабым – хотя упомянутые нарушения мотивируются чаще всего заботами о благе именно этой социальной группы!”

***

Не может не привлечь внимания взвешенная и убедительная позиция Александра Рубцова, выступившего в журнале “Знамя” со статьей” “Призрак свободы. Путинская Россия между либеральным и неототалитарным проектами”. Автор четко проговаривает то, что все мы чувствовали, но не формулировали: “За время реформ произошли две революции. Сначала поменялся сам уклад жизни, и мы незаметно очутились в совершенно другой стране – с другими проблемами и возможностями, опасностями и перспективами, с другими правилами и инструментами выживания. Но в бытовой идеологии все это еще долго оставалось чем-то случайным и временным, ошибочным или просто преступным. Реформы состоялись “физически”, но не экзистенциально. Новая реальность отвергалась ее противниками, но не была вполне легитимной даже для ее сторонников. Первые ждали ее близкого и страшного конца – вторые этого не исключали. ...Первые годы изменили реальность, вторые – отношение к ней. Радикалы и экстремисты отпали в политические маргиналии. Оппозиция встроилась в систему, хотя и активно при этом жестикулируя”. Почему же именно теперь на повестке дня оказались ограничения свобод, политический зажим и управляемая демократия? “Путин укрепляет государство форсированными темпами. Вопрос: будет ли эта конструкция использована для обустройства свалившейся на нас свободы либо она станет инструментом личной и корпоративной власти, подавления нормальной политической конкуренции?”

Елена ИВАНИЦКАЯ