Неореволюции
Публицистика толстых журналов
пытается понять, что скрывают политики за
высокими словами
В первых номерах нового века журналы
“Звезда” и “Дружба народов” обращаются к
проблеме, драматичность которой все острее
воспринимается обществом. Речь идет о
депопуляции – убыли населения в связи с низкой
рождаемостью. Россия вместе с Испанией, Италией и
Германией сегодня – в первом ряду стран, уровень
рождаемости в которых значительно ниже порога
простого воспроизводства населения. Причины
создавшегося положения и возможные пути его
исправления обсуждаются в статье социолога
Альберта Баранова “Депопуляция – социальный
вызов государству” (“Звезда”) и в интервью
Анатолия Антонова, заведующего кафедрой
демографии семьи социологического факультета
МГУ, – “Сбережем семью – сохраним Россию”.
Оба исследователя уверены, что депопуляция
незамедлительно требует от государства
соответствующих социально-политических
преобразований. Но соответствующих – это каких?
Анатолий Антонов убежден, что необходимы самые
энергичные правительственные меры, чтобы у нас в
стране всеобщей нормой стала семья с тремя – как
минимум! – детьми. Альберт Баранов обращает
внимание на то, что все “лидеры” депопуляции –
страны с тоталитарным и милитаристским прошлым,
до сих пор переживающие посттравматический
синдром. Проблема, по его мнению, требует гораздо
более глубокого подхода: “Вся прежняя история
человечества была историей его роста. Эта фаза
для всех народов закончится в середине ХХI
столетия. Для Европы и России она уже
закончилась. Все социальные институты и
культурные нормы конструировались прежде всего
на “вырост”; теперь их нужно будет адаптировать
к убыли. Подобно тому как экологический кризис
вынудил промышленно развитые страны перейти к
энерго- и ресурсосберегающим технологиям, так и
популяционный кризис вынудит перейти к
человекосберегающим социальным технологиям”.
***
Известный языковед Эрих Хан-Пира в
статье “Лукавая синонимика” (“Знамя”, № 1)
рассматривает соотношение лексических значений
слов государство, страна, родина, отечество,
отчизна, и узкоспециальное, казалось бы,
лингвистическое исследование оборачивается
острой идейной полемикой с “пропагандистской
машиной”, которая внедряла и внедряет в массовое
сознание представление о полном единстве
значений слов «государство» и «родина». И если
французский король сказал: “Государство – это
я”, то номенклатура пошла еще дальше: “Родина –
это я”. Нет. Не родина организовала репрессии
десятков миллионов человек, вселив в сознание
других миллионов неизбывный страх, не она
приказала депортировать народы, не она удушила
венгерскую революцию 56-го года и “пражскую
весну” 68-го, не она задумала афганскую авантюру,
не она развязала чеченскую войну”.
***
В этом же номере журнала физик Николай
Работнов выступает с трезвой, печальной и
остроумной статьей “Пересчитывая деньги, ты
помогаешь обществу”. “Спросите любого: что
такое элементарная грамотность? Большинство
ответит без запинки – умение читать и писать.
Почти никто не добавит: и считать. Чего стоили
наши иллюзии насчет всеобщей грамотности, сейчас
ясно хотя бы из намеков многих мемуаристов, что
человек, около двадцати лет простоявший во главе
государства, – Л.И. Брежнев – писать не умел. А
читать – “не любил”. Никто не упоминает, знал ли
он таблицу умножения. У нас одно время это как-то
перестало быть важным на государственном уровне.
Если все исходные цифры – вранье, то какая
разница, умеете ли вы правильно совершать над
ними арифметические действия? Размышляя над
реальными, “без вранья” цифрами, автор
доказывает, что “любое серьезное сознательное
нарушение властями количественных законов
рыночной экономики, приводящее к масштабным
отрицательным последствиям, ударяет в первую
очередь и больнее всего по бедным и слабым – хотя
упомянутые нарушения мотивируются чаще всего
заботами о благе именно этой социальной группы!”
***
Не может не привлечь внимания
взвешенная и убедительная позиция Александра
Рубцова, выступившего в журнале “Знамя” со
статьей” “Призрак свободы. Путинская Россия
между либеральным и неототалитарным проектами”.
Автор четко проговаривает то, что все мы
чувствовали, но не формулировали: “За время
реформ произошли две революции. Сначала
поменялся сам уклад жизни, и мы незаметно
очутились в совершенно другой стране – с другими
проблемами и возможностями, опасностями и
перспективами, с другими правилами и
инструментами выживания. Но в бытовой идеологии
все это еще долго оставалось чем-то случайным и
временным, ошибочным или просто преступным.
Реформы состоялись “физически”, но не
экзистенциально. Новая реальность отвергалась
ее противниками, но не была вполне легитимной
даже для ее сторонников. Первые ждали ее близкого
и страшного конца – вторые этого не исключали.
...Первые годы изменили реальность, вторые –
отношение к ней. Радикалы и экстремисты отпали в
политические маргиналии. Оппозиция встроилась в
систему, хотя и активно при этом жестикулируя”.
Почему же именно теперь на повестке дня
оказались ограничения свобод, политический
зажим и управляемая демократия? “Путин
укрепляет государство форсированными темпами.
Вопрос: будет ли эта конструкция использована
для обустройства свалившейся на нас свободы либо
она станет инструментом личной и корпоративной
власти, подавления нормальной политической
конкуренции?”
Елена ИВАНИЦКАЯ
|