Два альбома
для одной фотографии
Для того чтобы расположить рядом их
фотографии, мне приходится сдвигать два
громоздких альбома – общей карточки у нас нет.
Соня, старшая из сестер, на фото как раз
маленькая, с косичками и удивленными круглыми
глазами. Наверное, тогда надо было долго
таращиться в объектив, поджидая птичку. Галя,
младшая, – эффектная, немного тяжеловатая
молодая женщина с крохотным ребенком на руках.
Собственно, мне они бабушка Соня и
бабушка Галя, но я их так не звала никогда. Галю –
просто Галей, она не признавала и по сей день не
признает разных баб и теть. Соню – просто
бабушкой, потому что она и есть моя бабушка, мама
моей мамы.
Их детство прошло в Крыму, они были любимые дочки
известного в Севастополе адвоката. Впрочем,
сквозь дымку времени все кажется немножко
грандиознее, чем было на самом деле. Те мои
сверстники, которые хоть что-то знают о своих
прадедах, всегда к профессии добавляют
известный. Известный в Тамбове агроном.
Известный в Замоскворечье ветеринар. Такая
трогательная щедрость – уж если вспомнили,
отчего не похвастаться чуть-чуть? Так или иначе у
моего прадеда хватало средств на содержание
семьи и небольшого домика. В революцию и
Гражданскую войну его почти не тронули.
Потеснили немного, натерпелся страха. Мог уехать,
но слишком долго сомневался – так и остался.
К моменту смерти отца обе дочери уже успели выйти
замуж. Одна за красного командира, другая – не за
белого, конечно, но близко к тому. За доцента
Одесского университета с дворянскими корнями. В
замужестве сестер никак не сказались их
политические симпатии – все случилось по
сильной любви. Обе семьи независимо друг от друга
перебрались в Москву. И дальше все пошло, как в
сказке, то есть удивительно.
Доцент-дворянин и советская власть прекрасно
поладили. Власть использовала доцента как
специалиста по физической технике. А вот с
красного командира – моего, кстати, родного деда
– спрос был совсем другой. Он умер своей смертью
в тридцать седьмом в отчетливом преддверии
ареста. Чем и спас семью от репрессий. Я долго
думала, что тут какая-то недоговоренность. Что он,
например, покончил с собой. Нет, он умер, и даже не
от сердца. Правда, очень много нервничал, курил,
начал выпивать. У него арестовали подряд двух
близких друзей. Его допрашивали как свидетеля.
Что он сказал там – теперь не узнает никто. И не
надо. Нам из относительно спокойного времени
вольно выставлять отметки за честь и
достоинство: четыре с минусом, садись.
После смерти дедушки Галина семья помогала
бабушке. К тому времени и у Гали, и у Сони уже было
по двое детей, так и росли практически вместе.
Бабушка Соня преподавала английский в
техническом вузе. Галя аккомпанировала на
фортепьяно на разных культурных вечерах. Сестры
вместе пережили войну, точнее, эвакуацию.
Перенесли смерть Сталина. И, как ни странно,
поссорились в “оттепель”.
Считается, что тогда сошлись в смертельной
схватке сталинисты и сторонники лучезарного
обновления общества. Не знаю, я не видела ни разу
ни живого сталиниста той поры, ни хотя бы его
потомка. Может быть, они из другого социального
круга. У Сони и Гали, в общем, все было иначе.
Галя считала, что теперь, после смерти изверга и
партийного покаяния, возродятся светлые
ленинские идеалы и мы наконец-то построим
коммунизм. Бабушка же оказалась левее левых и
заранее предрекла гибель половинчатых идей
шестидесятников. Она подчеркивала красным
карандашом действительно дикие ленинские
формулировки – потом это сделали несколько
известных писателей. Гале крыть было нечем.
Поэтому она сердилась и обзывала бабушку
всячески, только что не фашисткой. Бабушка потом
говорила, что если бы Галя назвала ее фашисткой,
они бы никогда не помирились.
Помирились они, когда Галя сломала ногу. Бабушка
не вылезала из больницы, тем более что дети к тому
времени уже выросли, учились, работали, а
Всеволод Алексеевич и сам был очень плох.
У меня нет доказательств, но я уверена, что
бабушка была влюблена во Всеволода Алексеевича.
Может быть, давным-давно, когда молодой доцент
только приглядывался к ней и ее сестре. Может
быть, в зрелые годы в Челябинске, в Москве. Я
думаю, что когда одна из сестер вступает в брак,
принимает мужа на всю оставшуюся жизнь, вместе с
ней подсознательно делает это и вторая сестра.
Что я видела сама? Я видела, как бабушка и Галя
вместе готовили: борщ, говядину с черносливом.
Молча или говоря о постороннем, но двигаясь
настолько слаженно, словно это было одно
существо с четырьмя руками.
В семьдесят девятом Галя уехала в Америку без
особого желания вслед за своей старшей дочерью
Леной ухаживать за внучкой. Потом внучка выросла.
Мой сын каждую вторую фразу начинает с “короче”.
Что ж. Короче, Лена, Тоня и Галя живут теперь в
разных американских городах. У меня есть на
случай чего адреса и телефоны.
Бабушка Соня собиралась навестить Галю, но
заболела и умерла в больнице возле Октябрьского
поля. Последние несколько суток она видела над
собой омерзительный потолок в трещинах.
Галя живет на пособие в шестьсот долларов. Здесь
это огромные деньги, и там неплохие. Но ей
приходится отчитываться в тратах. Такой порядок.
Это на сиделку – хорошо, это на лекарства, на
кефир. Хорошо. А вот это на мороженое. Гм. Это мы,
пожалуй, урежем. Наверное, контроль можно
обмануть, но русские старушки боятся
американской системы. А вдруг там все
записывается на видео – как бабушка торопливо
глотает эскимо?
Иногда Галя звонит мне. Чаще всего мы обе слушаем
чудовищные помехи – Галя выгадывает центы на
дешевой связи. Я кричу, что живу нормально, а
потом сижу с телефоном на коленях и думаю о том,
как удивительна жизнь.
Ольга ТЕРЕХИНА
|