Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №16/2001

Третья тетрадь. Детный мир

НА КРАЮ СУДЬБЫ

...И тогда я попросила оставить дочь в тюрьме

Монолог отчаявшейся матери

Как поверить в то, что собственный ребенок готов предать тебя в любую минуту? Что его обещания не стоят ломаного гроша? Что у него теперь совсем другая мораль? Но именно с этим придется жить дальше, если твой ребенок – наркоман.

Наверное, вы меня не поймете. Я сама себя не понимаю. Звоню адвокату, умоляю вытащить дочь из тюрьмы, а через пять минут вновь набираю его номер и говорю: пусть оставит все как есть. Первая судимость. Если бы я попросила, ей дали бы условное наказание. Но я не попросила.
Почему именно на ее пути встретился этот бандит? Эта сволочь, которая посадила ее на иглу. А она? Как она могла в него влюбиться? Грязный, необразованный, грубый. Один раз избил, второй. А она все равно, как собачонка, преданно за ним бежит. И это наша Анька! Гордячка, маленькая принцесса, как называли ее когда-то. Куда все делось?
– Это ты ее избаловала, – упрекнул как-то муж.
Но он тоже ее баловал. Единственный ребенок. Веселая, искренняя, добрая. И училась хорошо. За что было ее наказывать? Не стоило покупать модные тряпки? Но почему? У нас ведь была такая возможность. Аня никогда не была жадной, раздаривала свои кофточки одноклассницам. Подружки ее мне, правда, не нравились. Слишком простенькие. Аня на их фоне была яркой звездой. Только у всех у них судьбы сложились вполне благополучно, а наша Аня летит под откос. Вернее, уже улетела.
Когда в их компании появился Борис, его хамство они приняли за силу, а потусторонний бред – за ум. Господи, если бы я могла представить, чем все это закончится! Мне и в голову не могло прийти, что она выберет такого.
Потом мы переехали в Москву. Анечка тогда перешла в десятый, и я думала, что новое столичное окружение затмит ее питерского кавалера. Но он стал наезжать к нам каждую неделю. Зимой она вдруг стала жаловаться на головные боли, по утрам иногда выглядела просто ужасно. Учительница вызвала нас в школу, сказала: девочка способная, хорошая, но вот болеет часто, занятий много пропустила, надо бы вам заняться ее здоровьем. Ничего особенного врачи не обнаружили, посоветовали подкормить ее витаминами. Витамины и пищевые добавки мы покупали пачками. Возможно, поэтому и ломок у нее тогда не было…
Сразу после школы заговорили о свадьбе. Мы с отцом были, конечно, против, но знали, что Анюту не переспорим, а загсы регистрируют браки и без согласия родителей. Жить у нас молодые не захотели, решили вернуться в Питер к его матери. Объяснение казалось вполне приемлемым: Борис не хочет быть примаком. Поначалу приезжали к нам каждую неделю, потом все реже и реже. Однажды мы сами нагрянули к ним в гости. Встретили нас мать Бориса и его тетя. “А где молодые, спят?” – зашумел муж. “Да они…” – замялись женщины. Все, что потом рассказали, казалось бредом.
Машину, которую мы подарили на свадьбу, продали, Аня пришла на работу под сильным “кайфом”, и ее уволили, Борис вообще не работал. Все наши переводы уходили на героин, а жили они втроем на жалкую зарплату матери Бориса. Когда Боря познакомился с нашей Анютой, его мать думала, что уверенная в себе девочка из хорошей, как она выразилась, семьи вытащит ее сына из наркотического плена. Но в плену оказалась и она. Еще когда училась в школе. Я не поверила, бросилась в комнату…
Что было потом? Четыре года нескончаемого кошмара. Лечить ее одну не имело смысла. Положили обоих. Вышли они как будто другими людьми. Строили планы на будущее и так здраво рассуждали, что мы поверили. Дочь устроилась на работу, Борис свое дело открыл. Вскоре у него и деньги появились. Уверял, что торгует. Мы думали, куртками или сигаретами. Оказалось, наркотиками. И Аню втянул.
Поймали их, когда они, вкатив себе по дозе, пытались продать кому-то эту отраву. Муж кричал: не вмешивайся, пусть их посадят! Но я не могла. Подключила все связи, дело закрыли. Пока муж читал им лекцию о грязном бизнесе, я перерыла их дом в поисках наркотиков. Как они выглядят, я плохо себе представляла, поэтому выбрасывала все подозрительные пакетики и таблетки. Но стоило им вернуться, как пошло-поехало. Одно утешение, наркотиками больше не торговали. То ли отцу удалось их напугать, то ли милиции.

Положили их в “Детокс” на десять дней, чтобы им там, как говорят наркоманы, кровь почистили. Зять, отозвав меня в сторону, попросил: я буду держаться, а Аню надо на длительное лечение, сорвется.
Устроили ее в центр к Маршаку. Там новеньких, пока они “перекумарятся”, три дня поодиночке держат запертыми в комнате. Когда на четвертый день Аню выпустили, она была в таком состоянии, что вопреки правилам ей разрешили позвонить. Умоляла забрать ее, я не устояла. За весь курс заплатили четыре с половиной тысячи долларов, а вернули нам, несмотря на то, что пробыла она там три дня, всего две. Что было делать? Добавили еще и отвезли дочь в “Мединар”.
После “Мединара” она держалась месяц, и у меня появилась надежда. Но тут как назло у Бориса передозировка. “Скорая” забрала его в больницу, а она… В общем, снова “Детокс”. Прихожу ее забирать, а она плачет навзрыд. Соседка по палате, когда Ане ставили капельницу, выдернула из иглы трубочку и ввела туда героин. Медсестра, увидев Аню, сразу все поняла. Выставили обеих с позором. У меня руки опустились:
– Ты почему не сопротивлялась?
– Я сама хотела этого. Ты не понимаешь! Не могу я отказаться от наркотика, когда вот он, передо мной!
Аня и оправдывалась, и злилась. А я уже не злилась, я вообще остекленела. Чем-то меня отпаивали. Вызвали психиатра. Он уговаривал “отодвинуть” от себя дочь, дал координаты общества анонимных наркоманов, посоветовал сходить на лекции для родителей. А медсестра шепнула: “Положите ее в обыкновенную больницу, иначе она вас разорит”.
Только после близкого знакомства с такими же мамами и папами я поняла, что верить наркоманам нельзя никогда. Их обещания ничего не стоят, а идеальное поведение в прошлом не имеет никакого отношения к настоящему. Теперь у них другая мораль. И вот с осознанием всего этого и предстояло мне жить.
Очень больно. Очень трудно смириться с тем, что все моральные ценности испарились как дым, что самый близкий человек, твоя кровинушка, готов предать тебя в любой момент.
Перестали давать деньги. Но это оказалось бесполезным. Выпрашивала дозу в долг. Потом ей начинали звонить, угрожать. Она плакала, умоляла нас расплатиться, клялась никогда больше не подходить к торговцам. И мы в очередной раз попадались на уловку. Расплачивались, чтобы ее не искалечили, а она через несколько дней снова брала в долг...
Однажды возвращаюсь с работы, вижу – у подъезда “скорая”. Ну, думаю, к нам. И точно. Дочери нет, около мужа врачи – микроинфаркт. К тому времени из своей квартиры дочь уже все что можно вынесла. Одежду продала. Борис в тюрьме сидел за разбой. Пришлось ей смириться и жить у нас. Мы по очереди дежурили, не спускали с нее глаз ни на минуту. Накануне ночью она, засунув за пазуху элетрочайник, пыталась выскользнуть за дверь, но отец не дал, и она кинулась на него с ножом.
Когда я утром уходила, она еще спала. Проснувшись, стала требовать у отца денег. Он, естественно, отказал. Плакала, грозилась выброситься из окна. Отцу стало плохо, она будто бы опомнилась, дала ему лекарство. Пока он его пил, схватила его пиджак с кошельком и… Побежал за ней, упал.
Вечером она плакала, просила прощения, и я знала, что сейчас она совершенно искренна, и также знала, что все повторится. Снова, уже в который раз, положили ее в больницу. Стали искать реабилитационный центр. Наверное, надо было отправить ее туда, где она уже была. Но мне хотелось чуда.
В блокноте телефоны и адреса диспансеров и центров уже не помещались. Завела амбарную книгу. Вот она, передо мной, вся исписанная, исчерканная. Жизнь заставила обращать внимание уже и на стоимость лечения. Мой бизнес начал приносить одни убытки. Кресло под мужем тоже закачалось.
Наткнулась на телефон женщины, которая якобы успешно лечилась на Украине. Не помню, кто мне его дал. Рассказывали, что там, под Одессой, какой-то то ли маг, то ли экстрасенс творит чудеса. Женщина обрадовалась моему звонку и вызвалась отвезти туда дочь хоть завтра. За два месяца надо было заплатить две тысячи долларов, еще оплатить их проезд. Таких денег у нас уже не было, пришлось занять. Смутило отсутствие договора, но женщина уверяла, что у нее сейчас просто нет бланка, она его обязательно привезет. Честно говоря, в большинстве центров все эти договоры – липа. То плата оформлена в виде благотворительного взноса, то реабилитационный центр по документам оказывается туристической фирмой, то набор услуг очень сильно отличается от указанного в договоре и обещанного в рекламе. В общем, поверила я взрослому человеку на слово. Да в тот момент я бы, наверное, и черту поверила.
Прошло два месяца. Вдруг звонок в дверь. На пороге девчонка лет семнадцати:
– Я вам весточку от Ани привезла. Она хочет остаться там еще на два месяца. Деньги я отвезу.
Денег я не дала, пригрозила милицией, девчонка исчезла. Появилась через день: хотите увидеть дочь, дайте хотя бы на дорогу.
Вернуться они должны были через неделю, и я решила: не будет Ани на восьмой день – обращусь в милицию. Но она вернулась. В чужом грязном спортивном костюме, вся какая-то серая, под глазами мешки. Долго грустно смотрела на меня, а потом выдавила: “Зря ты меня туда отправила”. Историю “излечения” вытягивала из нее по кусочкам. Жили они в палатках и ели какую-то баланду. По утрам хозяин центра, бывший уголовник, а ныне волшебник и маг, собирал ребят на пригорке у огромного врытого в землю креста. В зависимости от заблаговременно узнанного прогноза погоды то “рассеивал” облака, то “нагонял” тучи. Потом под угрозой небесной кары и под охраной бритоголовых, якобы излечившихся наркоманов, воспитанники шли на работу. Вечером приезжала новая смена братков. Когда они были пьяны или обкурены, не понравившихся им мальчишек били, а понравившихся девчонок насиловали. Посмевших сопротивляться сажали в яму. Анюта просидела в ней три дня. Когда она уезжала, ей предложили войти в их бизнес. За каждого привезенного наркомана обещали двести долларов. Женщина, которая так нахваливала центр, действительно наркоманка. И одновременно поставщик воспитанников. Ее периодически насильно держат в лагере, чтобы она “переломалась”, но совсем соскочить с иглы не дают. Иначе будет плохо работать.
После такой “реабилитации” Аня совсем сорвалась. Ломки, капельницы, героин, опять ломки... Мы с мужем перестали спать, есть, вообще жить. Друзья в один голос твердили: плюньте на нее, все бесполезно. Страшно в этом признаться, но однажды я взяла грех на душу – стала просить Бога забрать ее. Представляете, мать, которая боготворила дочь, молит о ее смерти?! Или хотя бы о тюрьме. Мои молитвы были услышаны. Ее посадили. Но лучше тюрьма, чем смерть.
Недавно встретила бывшую дочкину классную руководительницу. Чуть было не упрекнула: неужели вы не видели?! Вовремя опомнилась. А сама-то... Это теперь я узнаю наркоманов за версту. Только проку от этого ноль. Дочь сидит уже семь месяцев, а я по-прежнему не знаю, что же с ней делать, когда она выйдет. Отправить опять в реабилитационный центр? Отдать в монастырь?
Нигде насильно держать не будут. Выходит, у нее одна дорога – снова в тюрьму?



Рейтинг@Mail.ru