Михаил Боярский: «Такое впечатление,
что я не слезаю с коня и бегаю по квартире со
шпагой»
История, рассказанная на месте
происшествия
 Эта
атрибутика вызывает у людей симпатию, им хочется
видеть на экране героев, которые в одиночку
успешно борются со злом. За них болеют. За
Д’Артаньяна – особенно. Это герой на все
времена. Его играли, играют и будут играть и через
триста лет. Дюма написал идеальный вариант
мужчины: ловкого, хитроумного, азартного и
смелого. Сейчас, наверное, свой Д’Артаньян есть в
каждой стране: и у японцев, и у китайцев...
– Бытует мнение, что ваши экранные и
театральные образы не совпадают с жизненными,
что вы самый настоящий самоед. Это правда?
– Абсолютная. Я не ленив и достаточно энергичен.
Но внутри действительно «изъеден» самим собой.
Когда я с людьми, мне гораздо проще, чем один на
один с собой.
– И все-таки вы, наверное, везучий человек?
– Да, пожалуй. Господь хранит меня. Хотя всегда
считалось, что актерство – грешное дело, потому
что приходится играть чужие жизни. Надеюсь, что
этот грех будет мне прощен. Думаю, что смогу
оправдаться перед Всевышним тем, что со сцены
пытался пробуждать в зрителях добрые чувства.
– Семья, в которой вы появились на свет, была
насквозь пропитана театром. Вам, наверное, от
этой стези было не отвертеться?
– Да уж конечно! Нянек у меня не было, а родители
работали в театре: мама – у Акимова, папа вместе с
братом – в театре Комиссаржевской. Так что все
детство, отрочество и юность я провел за кулисами
и очень рад этому. У нас в доме всегда был
театральный народ. Более веселой, азартной и
теплой компании я за свою жизнь не встречал.
– Но родители готовили вас к музыкальному
поприщу. Так?
– Увы, так! Я ведь не соображал, что делаю. С пяти
лет меня посадили за фортепиано, и я окончил
музыкальную школу при консерватории. Я по гроб
жизни благодарен родителям за музыкальное
образование, но заниматься музыкой всю жизнь не
хотел. В восьмом классе пытался уйти из школы, не
хватало терпения ежедневно по шесть часов сидеть
за роялем. Мне хотелось на свободу, к друзьям, во
двор. Но все же по настоянию родителей я доучился.
По сути дела их руками была сделана моя
дальнейшая жизнь. Сочетание актерского и
музыкального образования не пропало даром, я
стал «незаменим» в музыкально-драматических
представлениях, которые были в моде. Публика их
любила. Если бы у меня не было музыкального
образования, моя судьба, возможно, сложилась бы
иначе.
– Но в театральный вуз вы пошли по
собственному желанию?
– Я понимал, что делаю. После ежедневных
утомительных занятий музыкой вырваться на волю,
в театральный вуз, было настоящим счастьем. Я
предвкушал легкую жизнь: выучил текст, вышел на
сцену, сыграл – и отдыхай. Не жизнь, а малина! Я на
это «купился», но за четыре года учебы понял, что
ошибался. Первые шаги на сцене были чрезвычайно
трудными. Я благодарен Богу, что в театре
Ленсовета подобралась уникальная компания
партнеров. Они подставили свои плечи начинающему
артисту, укрепили веру в себя. Алиса Фрейндлих,
Алексей Петренко, Анатолий Равикович, Анатолий
Солоницын, Леонид Дьячков и, конечно, в первую
очередь – Игорь Петрович Владимиров, который
продолжил мое обучение после института.
– Говорят, вы работали как проклятый,
перекрывали все нормы актерской «выработки». Чем
это объяснить?
– Я не ожидал этого от себя. В школе я был ленив.
Это была самая серьезная проблема моих родителей
и учителей. Я был очень упрямым, непослушным,
озорным и неработоспособным. А в театре
произошло чудо: как только я вступал на
подмостки, мог работать 24 часа в сутки. С тех пор
стал трудоголиком. У меня до сих пор никогда не
хватает воли отказаться от предложенной мне
работы, даже если она не очень интересная. Даже
если она мне и вовсе не нужна, я послушно ее
выполняю, пытаясь добиться максимального
результата: будь то текст капустника или
поздравления футбольной команде «Зенит», новая
песня или большая роль в сериале, концерт или
телепередача.
– Это, конечно, достойно уважения, но ведь
есть пределы человеческим возможностям...
– Пределов нет. Я часто себя сравниваю со
спортсменом-многоборцем. Иногда, правда, ругаю
себя за то, что, занимаясь чем-то одним, мог бы
достигнуть больших результатов в этой области,
но... Я, наверное, несколько распыляюсь. Был бы
счастлив, если бы меня лишили возможности
работать в кино, на телевидении и оставили бы
только театр. Но для этого нужно, чтобы кто-нибудь
мне приказал. Сам я сделать это не в силах. Я даже
рад, что сейчас в моей жизни стало меньше кино.
Из репертуарного театра я ушел, имею возможность
играть пять-шесть спектаклей в месяц. Получается
– в радость, потому что это делается не по
обязанности. Так что ухитряюсь лавировать между
соблазнами.
– Почему, проработав 15 лет в театре
Ленсовета, вы ушли из него?
– В то время Игорь Владимиров тоже собрался
уходить из театра. А я ведь был его учеником, его
«созданием». Без него и без всех тех, кого я уже
называл, я считал пребывание в этом театре
необязательным. Правда, я доигрывал спектакли, в
которых у меня не было дублера. Кроме того, по
договоренности с Владимировым я сыграл 50
спектаклей по мюзиклу Колкера «Овод».
– В те годы вы очень много играли и на
Ленинградском ТВ. Это объяснялось творческими
мотивами или материальными?
– В литературно-музыкальной редакции ТВ было
сыграно огромное количество ролей: от детских
сказок до классики.
На ТВ играл со знаменитостями: Николаем
Симоновым, Юрием Толубеевым, Владиславом
Стржельчиком, Кириллом Лавровым, Павлом
Луспекаевым, Сергеем Юрским и даже с Мишей
Барышниковым. Это была особая труппа. Денег
больших не зарабатывали, хватало, пожалуй, только
на хорошую выпивку. Важен был творческий
результат.
– Вы «взращены» в репертуарном театре, где у
вас было огромное количество самых разных ролей.
Не скучно сейчас годами в собственной антрепризе
играть одну и ту же пьесу?
– Нет, нисколько. На Бродвее спектакли идут по
15–20 лет. Мы остановились на пьесе Коуарда
«Интимная жизнь». Если бы она не была
востребована, мы бы ее не играли.
– В кино вам повезло или опять сыграла свою
роль ваша потрясающая работоспособность?
– Наверное, везение сыграло немалую роль. Но и
усидчивость, конечно. У меня есть принцип: если уж
полез на гору, то не свались, держись за выступ,
чтобы не соскользнуть. Я научился цепко
хвататься за те маленькие «уступчики», которые
мне дарила судьба. Так было и в кино. Приобретался
опыт. Поэтому, когда меня пригласили на одну из
первых больших ролей в кинофильме «Старший сын»
по пьесе Вампилова, какое-то представление о кино
у меня уже было, не с нуля начинал.
Эта картина дала мне путевку в жизнь. Хотя там я
вовсе не романтик, не герой со шпагой и шляпой. В
дальнейшем помогла музыка. В следующем фильме –
«Собака на сене» – надо было петь. Хотя сначала
меня назначили на другую роль, но судьба
оказалась благосклонной ко мне. Романтический
шлейф этой роли дал о себе знать и в последующих
приглашениях – на «Трех мушкетеров», на Де
Брильи, на Дона Сезара де Базана и на другие
работы подобного плана. У зрителей складывается
впечатление, что я не слезаю с коня и бегаю по
квартире в шляпе и со шпагой.
– Ваша карьера в кино началась с пьесы
Александра Вампилова «Старший сын». А в театре
вам не пришлось встретиться с драматургией этого
потрясающего художника?
– Нет, мне посчастливилось сыграть его только в
кино. Но я очень люблю Вампилова и знаю все его
пьесы. Он подлинный художник – такие, как
известно, пишут о вечном: о любви, о доброте, о
человеческой судьбе. Думаю, что его скоро начнут
ставить снова. Все, кто когда-нибудь прикасался к
театру, помнят этого драматурга.
– Вы когда-то говорили, что актерская
профессия – из разряда зависимых. Как с этим
обстоит дело сейчас, в наши дни?
– Актер всегда зависит от того, кто предлагает
материал, кто ставит, кто, извините, платит.
Поэтому всегда были артисты, которые играли
спектакли и пели песни о коммунизме, о стройках,
об энтузиазме, то есть обо всем, что было угодно
власть имущим. Но был Высоцкий, который об этом не
пел, и его любила страна. Сейчас мы зависим от
спонсорских денег. Эта зависимость не лучше.
– К созданию собственного театра вас
привело желание освободиться от творческой
зависимости?
– Доля правды в этом есть. Я хотел добиться такой
же свободы, как театр Полунина, который несмотря
ни на что «выбирался своей колеей». Мечтал и об
организации актерского дома в своем театре, где
собирались бы артисты из разных театров на
«посиделки». Но мечты пока остаются мечтами.
Может быть, что-то сбудется при мне, что-то
останется детям. Ведь и Казанский, и Исаакиевский
соборы строились не за неделю...
– Чем живет сегодня ваше новое детище –
театр «Бенефис»?
– Мечтами, которые мы собираемся реализовать до
2003 года. Но, честно говоря, строить планы я устал.
Хочу вступить в новое тысячелетие абсолютно
налегке, без «рюкзака проблем» за спиной. А там
уже заново буду набирать то, что попадется по
дороге. Хочется спокойно поднять голову от
письменного стола, от струн, от экрана и
посмотреть вокруг: а стоило ли все это делать...
Беседовал
Павел ПОДКЛАДОВ
|