О пользе рассматривания фотографий

Письма, написанные моментальным почерком

Где учат на детного человека?

Я собираю детские портреты и работаю над ними со студентами лет пятнадцать, а все как-то стеснялась рассказывать об этом на миру, хотя давно убедилась, как эффективны эти занятия для будущих учителей. “Изобрела” я это, работая на кафедре педагогики и психологии в пединституте в Душанбе. Меня вечно мучила проблема: как из в большинстве своем неярких, не раскрытых школой, не укрепленных личностно, а то и вовсе затюканных школой ребят всего за 4–5 лет сделать учителей, людей, способных по-особенному почувствовать, увидеть, понять, усилить и укрепить ребенка. Ведь педагогический вуз никогда этим не был озабочен (но, конечно, были и есть счастливые исключения). Как-то прочитала у А.Б.Орлова о психологической центрации личности учителя, своего рода “повернутости”, обращенности его к одной из шести сторон педагогической системы: 1) администрация (“проверяющие”), 2) родители, 3) коллеги-учителя, 4) учебный предмет и ЗУНы по нему, 5) я-концепция учителя (самоутверждение, его личностная успешность), 6) ребенок.
Орлов писал тогда, что подготовка учителя гуманной школы – это прежде всего работа по децентрации его со всех и всяческих сторон педагогической системы, кроме ребенка, его интересов, потребностей, мотивов, его судьбы. Тогда это было для меня буквально озвучиванием моих многолетних мыслей о сути профессиональной подготовки учителя. Но как “повернуть” студента к ребенку, как сделать его навечно детным человеком, как говорил Симон Львович Соловейчик? Так вот, тогда я решила, что в институте надо изо всех сил “поворачивать” студентов к ребенку, изо всех сил и самыми разными средствами. Это и стены института, которые могут стать своеобразной галереей детских портретов, и лучшее кино, и спектакли (мы смотрели вместе “Чучело”, “Легко ли быть молодым”, “Маленькую Веру”, “Флейту”, “Дорогую Елену Сергеевну”). Смотрели, обсуждали, спорили, ссорились, плакали, размышляли, “делали душу зрячей”. Это все было в рамках моего авторского сточасового экспериментального курса, который мне позволили организовать мои ректор и проректор. Курс условно назвала “Основы педмастерства”, по сути же это была дидаскология, развитие психолого-педагогической культуры учителя.
Я открывала студентам их самих, ставила их в ситуации успеха, озарения, устраивала каждому из них их “звездный час”. На грандиозных двухдневных конкурсах педмастерства, проводимых по законам КТД, совершались потрясающие неожиданности, чудеса перевоплощений “затюканных” четверокурсников. Помню, как дюжий парень тряс меня за плечи и твердил: “Ну почему вы не сделали со мной этого раньше, я же сейчас другой человек, я ведь теперь хожу по институту, как гладиатор, я узнал себе цену, понял, как много могу и смогу”.

Глаза в глаза

Вот тогда-то я и начала работать с портретами детей. Собирала их долго и тщательно, лица детей с “изюминкой”, с проблемой, с тайной, с болью, достоинством, упреком, вызовом, с внутренним свечением. Вырезала их из журналов, газет, студенты несли мне их пачками, но годились для меня очень немногие, те, которые можно было назвать педагогическими.
Эти занятия студенты на заключительном рефлексивном круге неизменно называли самыми запомнившимися. Обычно я начинала занятие так: “Сегодня мы будем работать с фотографиями детей. Выберите интересного для вас ребенка и постарайтесь “прочитать” его по следующей примерной схеме:
– придумайте его имя, чтобы он стал реальнее, живее, роднее (кстати, я убедилась, что лучше выполнять эту работу в парах, тогда ребята смелее предполагают, воображают, поддерживают друг друга, спорят, ищут ответ);
– подумайте о том, сколько человеку лет и в каком классе он может учиться (если это школьный возраст);
– порассуждайте о его темпераменте (моторика, преобладающие эмоции, активность, реактивность);
– определите отношение к учению, самочувствие в школе;
– взаимоотношения со сверстниками в классе, во дворе и дома с членами семьи;
– подумайте о его самооценке и любимых занятиях;
– опишите душевное состояние, схваченное фотографом;
– пофантазируйте, как может сложиться жизнь ребенка, кем станет, каким будет характер, отношение к себе и людям;
– каковы будут ваши рекомендации по специфике воспитательных усилий по отношению к этому ребенку, родителям, педагогам, одноклассникам?”
Записывая эти пункты, студенты, как правило, ропщут: “Да мы что вам, экстрасенсы? Как это можно угадать?! А вы-то хоть знаете этих детей, правильные ответы?” Я успокаиваю: все у вас получится, угадывать ничего и не надо, вы просто постарайтесь влезть в шкуру этого ребенка, пофантазировать, повоображать, предположить. Ваши мнения могут не совпадать с партнером по работе, высказывайте эти несовпадения, вы можете предполагать все, что придет в голову, что подскажет вам ваша интуиция. Мы просто учимся профессионально смотреть на ребенка, читать по лицу, по глазам, рукам, позе. Это увлекательнейшее занятие, я уверена, что природа наделила этим великим даром каждого из нас, но мы им практически не пользуемся.
А дальше студенты выбирают “своего” ребенка (а иногда с учетом проблем и особенностей студентов я намеренно подсовываю им нужный фотопортрет), и начинается волшебство! Надо видеть их в этот момент! Теплеют глаза, умными, добрыми становятся лица, они спорят, совещаются с другими столами, показывая им “своих” детей, с интересом разглядывая “чужих”...
Потом пары по очереди начинают свои рассказы. Это бывает необыкновенно интересно, эмоционально, поразительно глубоко и профессионально. Я бываю на седьмом небе от счастья на этих занятиях, потому что почти физически ощущаю, как наполняет пространство аудитории что-то истинно человеческое, теплое, живое, естественно, душевное и духовное. Если вдруг прозвенит звонок, а еще не все рассказали о “своих” детях, начинаются ропот, возмущения, просьбы: давайте не пойдем на перемену, отменим (перенесем, заменим) следующую пару, потому что “это нельзя прерывать”.
Ну а я говорю им, что потрясена происходившим на занятии, что увидела их всех вдруг настоящими волшебниками, людьми, наделенными великой способностью чувствовать, сопереживать, любить, понимать и принимать другого человека. Самое удивительное, что о каждом портрете в разных группах говорят практически одно и то же. Значит, в этом что-то есть, значит, всем нам дано это самое психологическое внутреннее точное зрение и актуализация его возвышает, усиливает, обогащает и укрепляет нас.
Помните, Роджерс считал эмпатию одним из главных факторов личностного роста? Я убеждаю студентов (а они тоже бывают ошеломлены открытием в себе этого дара “духовного зрения”), что они должны развивать, тренировать это зрение: “В транспорте, на улице, в автобусе, в кинотеатре, на телеэкране – вглядывайтесь в человека, “читайте” его, сопереживайте, сочувствуйте, помогайте, если можете, добрым взглядом, улыбкой, словом, прикосновением”.
...А потом в 93-м я уехала из Душанбе в Воронеж. Бесценную папку свою вместе со всем имуществом оставила навсегда в брошенной квартире.