Ориентация на местности

Нация в поисках самоопределения

ФИЛОСОФСКИЙ ЛИКБЕЗ
Русскому историческому сознанию никогда не хватало покоя и уверенности в себе. Вспоминая собственную историю, мы барахтаемся в сетях версий. Юная цивилизация, работники одиннадцатого часа, призванные вывести мир к спасению, или вечные старцы-недоростки, заложники догоняющей модернизации? Как разобраться с мучительной альтернативой? Пришлось испробовать самые радикальные варианты – марксизм и евразийство. Результаты плачевны. Ничего не вышло с материалистическим обществом, призванным «обогнать и перегнать» все остальное человечество; империя четырех океанов тоже как-то не заладилась – не все прибрежные народы сочли за счастье к ней присоединиться; западный либерализм показал свою совершенную неестественность от Москвы до самых до окраин, но и параноидальная боязнь заговора вкупе с охотой за врагами и шпионами выглядят смешно.
Впрочем, разбираться с этими теориями и мифами можно до бесконечности. И, чтобы спастись из их душных объятий, попробуем остановиться на идее, что российская история – частный случай истории мировой. Такой подход кажется почти неуязвимым. Действительно, у всего человечества общего – больше, но оно слишком очевидно: возникают этносы, на каком-то этапе образуют государство, это государство сталкивается с необходимостью модернизации. И так далее и тому подобное. Однако вкус и цвет нашего бытия составляют частности – заблуждения и прозрения людей, особенности ландшафта, характер богослужения, виды наказаний в семье и литературные стили. К тому же мы сами существуем не в абстрактной всемирной истории, но здесь и сейчас, и нам следует изучать сильные качества и милые слабости своего исторического поведения отнюдь не с целью самоусовершенствования. Они пригодятся нам, чтобы знать себя, понимать свои реакции и уметь преобразовать для своего удобства любой встречный поток информации. Одному человеку трудно измениться по заданному плану, тем более это невозможно сделать жителям отдельно взятой страны, на протяжении столетий поражавшей весь мир своим своеобразием. Следует принять себя такими, какие мы есть, и избавить историческое самосознание от подростковых иллюзий, робости и неуверенности. На склонном к англицизмам языке социологии этот процесс называют поиском «идентичности».

МЫ И ОНИ
В 90-х годах было особенно модно говорить о кризисе идентичности в России. Тогда обывателя совершенно замучили новыми идеями, старыми разоблачениями, социологизмами и лирическими увещеваниями. В итоге за пределами газетной перебранки русский человек остался совершенно одинок со своими друзьями, родственниками, частными удачами и частными проблемами. Все советское время ему внушали, что он за весь мир, от Кубы до Занзибара, в ответе, теперь же его жизнь приобретала какой-то бесконечно местный характер, отдавалась на откуп погоне за модой и комфортом. Но самое забавное, что реальный комфорт и бюргерский идеал автомобиля в кредит оказались подобны коммунизму: кому-то они были доступны, кому-то – нет, да и не слишком хотелось. Так или иначе, выпав из общности, обеспечивавшей высокие, хотя и мнимые цели, соотечественники потеряли смысл своей деятельности и, растерянные, застыли на перепутье. Тут уж и публицисты расстроились: то ли у нас предчувствие гражданской войны, то ли царство тотальной апатии.
Подобная ситуация сохранялась где-то года до 1998-го. Кризис власти, кризис хозяйства, структурный обвал и финансовая неразбериха явились отличным фоном, на котором все мы – кто более, кто менее удачно – чертили свои судьбы в последнее десятилетие отходящего века.
Когда-то, после поражения в Крымской войне, знаменитый однокашник Пушкина канцлер Российской империи Горчаков сказал: «Россия сосредотачивается». Хочется надеяться, что последние год-полтора мы наблюдаем аналогичный процесс. Однако выход из кризиса невозможен, если идентичность не возвращена и люди в стране не знают, кто они такие, зачем работают и к чему стремятся. Сейчас многие говорят о поисках идеологии. Однако не идеология нам нужна – спасибо, нахлебались. Нам нужны свежие идеи и простейшая ориентация на местности. Прежде всего необходимо ответить на вопросы: кому это – нам? кто мы такие? и кто такие они?
Не станем изобретать велосипед и остановимся на самой широкой формулировке. Мы – люди, говорящие с удовольствием на русском языке (не обязательно он должен быть при этом родным – как-никак на обломках империи живем) и связывающие свое будущее и будущее своих детей с Россией. Соответственно они – все остальные, в том числе и те, кто говорит на русском языке с отвращением или, живя в России, душой и всеми помыслами пребывает в Амстердаме, Сеуле, Чикаго и Нью-Йорке. Таким образом, мы оказываемся объединенными довольно старой идеей «общей судьбы» и еще более почтенной – любви к ближнему. Дальнего человеку любить невозможно, точно так же как трудно иметь единую судьбу с тем, кто от тебя изо всех сил открещивается...
Нужно заметить, что на протяжении ХХ века предлагалось и множество других форм самоидентификации. Людей объединяли по социальному происхождению, профессии, уровню достатка, принадлежности к субкультуре, даже по манере ориентироваться во всемирной компьютерной сети. Высказывались и совсем курьезные мнения. Так, митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл, выступая недавно на какой-то важной богословской конференции, заявил, что мир расколот: по одну сторону баррикады – сторонники традиционных ценностей – православные, католики, мусульмане и шиваиты с джайнами, по другую – светские люди, воспитанные на скептицизме эпохи Просвещения. Все это интересно как схема и иллюстрация. Однако у нас есть опыт. Мы помним, что немецкий пролетарий с удовольствием стрелял в русского в 40-х годах, сторонники «общечеловеческих ценностей» по обе стороны океана с большой выгодой для себя использовали политический романтизм Михаила Горбачева в 80-х, правозащитники в 90-х почему-то интересуются правами чеченцев в Чечне куда больше, нежели правами русских на том же Кавказе, сербов в Косово или курдов в Турции; наконец, верующие мусульмане с особенным удовольствием уничтожали верующих христиан и буддистов по всему миру на протяжении тысячи с небольшим лет, прошедших после перехода Пророка из Мекки в Медину. Поэтому, несмотря на ужас революций и гражданских войн, азарт драк в подворотне и политических споров, недоверие жителей Курской области к жителям Магаданской, а пассажиров метро – к владельцам БМВ, нам придется остановиться на идее государственной и языковой общности. Альтернатива проста: жить себе без страны, без роду без племени, что грустно. А в иных ситуациях и страшно.
Четкая психологическая граница между нами и ними отнюдь не означает конфронтации, напротив, облегчает диалог и взаимоуважение. Они – не менее достойные люди, но другие, с иными интересами, требованиями к жизни и взглядами на нее. В чем-то с ними мы можем совпадать, в чем-то категорически не соглашаться, дружить, любить, восхищаться, ненавидеть и презирать, но все споры лучше улаживать миром и не доводить дело до открытых столкновений. Для того чтобы как-то справиться с этой задачей, нам и нужна последовательная линия поведения, основанная на цельной исторической и политической стратегии, необходимо мобильное и способное адекватно реагировать на центральные проблемы эпохи государство.

ВЫЗОВ И ВЫБОР
Острейший вызов современности – переход к информационному обществу и связанная с ним глобализация. Закрываться от информации глупо, впрочем, и невозможно. Всякого, кто в таких условиях возьмет на вооружение цензуру, ожидает тот же крах, что и участников китайского боксерского восстания в начале ХХ века. Восточные единоборства – недурная вещь, но только не против регулярной артиллерии.
Итак, упорядоченной информации можно противопоставить только упорядоченную информацию. Но какую? Здесь существует несколько путей, как, впрочем, и несколько концепций.
Если согласиться с американцем Френсисом Фукоямой, провозгласившим конец истории как прекращение борьбы больших стилей, больших систем и больших идей, следует развивать несколько частных направлений, добиваясь, чтобы они стали необходимыми во всеобщем концерте преуспевания, на празднике всемирного распределения ролей.
Однако наши возможности в этой области сомнительны и места нам заранее отведены не самые привлекательные. Еще хуже, что подобный выбор подрывает нашу общность. Он рассчитан как раз на тех, кто предпочитает другие языки русскому и связывает судьбу своих детей с чем угодно, только не с Россией. Именно поэтому против конца истории мы призваны бороться и как против идеи, и как против реальности, он нам крайне невыгоден.
Однако распространено и совсем другое видение будущего. В крайнем варианте его представил соотечественник Фукоямы Самуэль Хантингтон в своем «Столкновении цивилизаций» – футуристическом бестселлере 90-х годов.
С точки зрения Хантингтона, информационная эпоха вновь поднимает на щит стиль и форму, базовые ценности и приоритеты, универсальные коды цивилизаций. Однако материальные интересы и глубокие внутренние противоречия неизбежно столкнут цивилизации друг с другом. Таким образом, глобальный конфликт неизбежен.
Самое забавное, что вероятно развитие событий, при котором и Хантингтон, и Фукояма окажутся по-своему правы. Именно те тенденции, на которые обратил внимание Фукояма, чреваты разломами и трагедиями, которых опасается Хантингтон. «Большие стили» умирают только вместе с их носителями. Чаемые похороны могут обернуться большой кровью.
Однако новейшие противоречия только на руку России. Наша культура – поздняя, синтетическая, в ней множество и западных, и восточных элементов. За последние столетия нас всегда хорошо воспринимали на Востоке, но в конечном итоге умели услышать и на Западе. Мы не только и не столько прирожденный мост между Европой и Азией (на эту пафосную роль слишком много смешных претендентов типа Грузии или Азербайджана), сколько организаторы информационного пространства, где возможно подвести ко взаимопониманию самых разных персонажей – чиновника сингапурской государственной администрации, практикующей тотальный контроль над бытом граждан, узбекского мусульманина, живущего под лозунгом «решения Пророка – в жизнь», и французского радикала, выступающего за отказ от «отложенного удовлетворения». У России – и по информационным, и по геополитическим, и по экономическим соображениям – есть возможность стать своего рода всемирной «подушкой безопасности» перед лицом возможного «столкновения цивилизаций». Однако для этого нужно ясно осознать себя, отделить свои интересы от не менее существенных, но чужих, то есть не попадаться в ловушки ложной идентификации.

ВСТУПАЯ В НОВУЮ ЭПОХУ
Так или иначе мы вступаем в новую эпоху, где принципиальное значение получит образовательная и культурная политика, формирующая сознание. Пожалеем денег на науку и образование – будем терпеть телевидение для идиотов; не найдем достаточных оснований для солидарности и сотрудничества – придется оплакивать себя как вечных провинциалов, неудачников истории. Сумеем вновь почувствовать единство и сформулировать иерархию целей – и у нас появятся очень интересные перспективы, ибо Россия почти обречена играть одну из первых ролей в современном мире. В конечном же счете выиграет тот, кто поймет, что в третьем тысячелетии удачная интерпретация той или иной информации будет значить не меньше, нежели удачная модель истребителя, а расширение области применения национального языка куда больше, нежели маневры подводных лодок в Баренцевом море.