Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №81/2000

Вторая тетрадь. Школьное дело

Елена Невежина:

Поколение тридцатилетних... Пока о нас трудно сказать что-то более определенное

– Вы все время ставите западную драматургию ХХ века: “Идея господина Дома” Кроммелинка, “Жак и его господин” Кундеры, “Загадочные вариации”, “Слуги и снег” Мердок, “Контрабас” Зюскинда… Это случайность, стечение обстоятельств?
– В Риге я ставила Мюссе, в Омске – современного русского автора Петра Гладилина (“Любовь как милитаризм”), поэтому список уже несколько разбавлен, но все равно в основном я ставлю именно западный ХХ век. Я в принципе люблю западную литературу. По отношению к русскому театру в ней есть налет сказочности: реалии жизни знакомы нам меньше, чем в русской драматургии, поэтому в том, что касается смысла, сути произведений, многое у западных авторов представляется в чистом виде. Тем более что я не ставлю бытовые пьесы. Я люблю нехоженые тропы, а западную драматургию ХХ века у нас мало ставили, возможно, еще и поэтому сложилось целое направление моего творчества (смеется).
– Есть ли в том, как вы ставите, отголоски или прямые приемы вашего учителя Петра Фоменко?
– Нет. Сознательно я ничего не отслеживаю. Я думаю, что если что-то проникает, то бессознательно. Когда смотришь свой уже сделанный спектакль, вдруг замечаешь вещи, в той или иной степени похожие на фоменковские. Но когда репетируешь, их не видишь. Это, наверное, как с родителями: специально им не подражаешь, но в чем-то все равно очень похож. С нашего курса только у Марины Глуховской, чей спектакль привозили на “Золотую маску”, получается быть верной последовательницей Петра Наумовича – в приемах, в манере…
– По году рождения вы близки со многими актерами, которые уже достаточно внятно и ярко заявили о себе: естественно, “фоменки” – и те, кто остался в “Мастерской”, и те, кто решил самостоятельно выстраивать свою карьеру; ученики других мастеров Е.Миронов (он чуть старше), С.Безруков (он чуть младше), Ч.Хаматова, В.Шамиров… Вы воспринимаете их как людей одного с собой поколения?
– Пока очень сложно определить наше поколение. Нет четких точек совпадений. Пока мы лишь поколение тридцатилетних, которое еще не выявило только нам принадлежащих черт. У нас не у каждого было резкое и внятное вхождение в профессию. В сущности, отбросив ложную скромность, можно сказать, что из режиссеров определенно и четко с первого же спектакля вошли в профессию только Витя Шамиров и я. Сложно определить наше поколение еще и потому, что у всех очень разные возможности. Позже, когда мы подойдем к сорока годам, что-то будет определеннее. Тогда и можно будет об этом говорить.
Я думаю, что мы все попали на то время, когда должно было появиться новое поколение. Наши старшие коллеги – это те, кому 44–50 лет. Перед ними – те, кому 60 и больше. Такое ощущение, что выброс новых людей в профессию происходит примерно раз в десять лет. Под эту волну мы и попали. Я думаю, что за нами еще будут появляться люди, с которыми мы лет через десять и составим одно поколение.
– Что дало вам общение с Константином Райкиным?
– Смотря на него, я чувствую вечный укор, потому что он – и это не новость – обладает безумной работоспособностью. Я так никогда не работала и, боюсь, никогда не смогу. Кроме того, он не боится рисковать, приглашая людей неизвестных. Так, он позвал меня, когда я только окончила ГИТИС. Я это очень ценю.
– Райкин говорил в своих интервью, что актер должен быть абсолютно послушен воле режиссера. Репетируя с вами “Контрабас” Патрика Зюскинда, он придерживался этого правила?
– Поскольку “Контрабас” – моноспектакль, это немного другой вариант. Мне кажется, что вообще моноспектакль невозможен без принципа актерского авторства, без партнерства режиссера и актера, потому что когда актер один на сцене, то прежде всего ему должно быть удобно, внятно и интересно. Кроме того, пьесу выбрала не я, а Райкин. Поэтому степень актерского авторства в этом спектакле более высока, чем в других его ролях и других моих работах.
– “Контрабас” – уже третья ваша постановка в “Сатириконе”. Как долго вы собираетесь сотрудничать с этим театром?
– Не знаю, не задумывалась. Этот театр все время открыт экспериментам, художественному руководителю очень интересно кого-то искать, звать сюда, пробовать что-то неизведанное… Поэтому здесь невозможна ситуация, когда есть только один режиссер и он постоянно ставит спектакли. Меня устраивало бы, если бы я могла раз в два года, раз в год приходить сюда на постановки. Я привязываюсь к местам, где работаю, к людям. Все становится тебе небезразлично, начинаешь чувствовать все своим… Я буду рада, если меня позовут сюда еще раз. Ну а если не позовут, так не позовут. Я не строю далеко идущих стратегических планов.
– Очень часто Райкина упрекают в том, что в его театре есть один актер – он сам, а все остальные – “подтанцовка”. На мой взгляд, это не так. А как бы вы оценили эту труппу?
– Здесь есть яркие, неожиданные актеры, настоящие профессионалы, так что этот упрек Райкину неправомерен. Проблема труппы, мне кажется, в том, что она неравномерна в смысле возраста. Райкин – самый старший в труппе, что само по себе странно: ему всего 50 лет. Следующее за ним поколение – поколение сорокалетних – очень немногочисленно, и, естественно, эти артисты играют из спектакля в спектакль. Дальше идет огромный разрыв, и – молодежь. Эти возрастные разрывы тяжеловаты. Например, сейчас уходит Олег Ханов, и ему чрезвычайно сложно найти замену просто потому, что артистов его возраста практически нет. Постепенно складывается большой перекос в сторону молодежи. У ребят очень по-разному складывается профессиональная жизнь: кто-то уже завоевал известность, кого-то совсем не знают. Это связано и с тем, что “Сатирикон” выпускает максимум два спектакля в сезон на большой сцене (это мало), и с тем, что молодых актеров уже сейчас много и всех занять просто невозможно. В этом существенная проблема труппы.
– “Жак и его господин” – ваш первый спектакль на профессиональной сцене – получил целых четыре премии. Театральные премии в принципе меняют вашу самооценку?
– Самооценку не меняют. Просто приятно, особенно когда премия денежная. Мне повезло: я получила целых две денежные премии за “Жака”. С премиями иногда странно получается: мне, например, очень грустно, что у людей, получивших национальную (!) театральную премию “Золотая маска”, ничего не меняется в судьбе. А должно бы меняться.
– Ваши спектакли мало что рассказывают о вас лично. Непонятно, какая вы. Это специально?
– Нет. Наверное, я сама такая – растворяющаяся во времени и в пространстве. Я не хочу рассказывать всему миру, какая я. Не умею выстраивать имидж и никогда не задавалась этой целью. У меня бы смелости не хватило выдавать себя за кого-то другого.
– Что вы собираетесь ставить после “Контрабаса”?
– У меня есть несколько предложений, но ни одно не доведено до решающей стадии, так что пока не могу сказать ничего конкретного.
– Вы боитесь остаться на какое-то время без работы?
– Да. Я еще не чувствую себя достаточно уверенно в режиссуре, чтобы исчезнуть из профессии на какое-то время. Хотя на самом деле я бы с удовольствием сделала это.
– Вы могли бы заняться чем-нибудь другим, кроме режиссуры?
– Думаю, да. Но когда представляю, что нужно опять начать все с нуля, это пугает. У меня была такая ситуация в университете. Я занималась историей и поняла, что все надо менять в своей жизни: ушла в ГИТИС. Сейчас я снова подошла к той черте, когда что-то стало более или менее понятно в профессии. Но теперь начать что-то с нуля не смогла бы.

Записала Катерина АНТОНОВА



Рейтинг@Mail.ru