А он ему не отец!

Почему в нашей стране так легко отказаться от ребенка, и так трудно доказать, что он тебе не чужой?

Что такое государство? Вернее, кто оно такое? Порой кажется, что глухая хитренькая старуха, а чаще – злой старик с силками, в которых кто только не оказывается, но чаще всего люди детные. Он угрюм, неразговорчив, подозрителен, и вся бюрократия страны у него на побегушках. У самого добропорядочного семьянина нет, с его точки зрения, стопроцентного алиби – и десять, и пятнадцать лет являясь для ребенка примерным отцом, он продолжает оставаться, по сути, никем. Отцовство ребенка порой определяется до абсурда однозначно. А именно: если малыш родился менее чем через девять месяцев после фактического развода матери, то родным отцом ему автоматически становится прежний ее муж, а не истинный отец ребенка, как будто единственным правилом без исключений является стремительный, беспрепятственный развод. И можно, оказывается, зарегистрировать ребенка, и никаких дополнительных справок-документов на то не потребуют, даже когда это не соответствует действительности, если мама против и прежний муж не согласен. Зато обратное придется доказывать в ходе абсурдной, точнее, унизительной процедуры, на которой необходимо присутствие трех сторон (одной мамы и двух отцов) обязательно одновременно – чтобы один отказался, другой признал отцовство, а третья подтвердила и то и это. Представьте, каково пережить такую встречу, да еще в казенных стенах.
И опять жаль мужчин, потому что женщинам с подобным ханжеством легче справиться: пришла домой, постирала, пол вымыла, малыша на руки взяла – и все забыла, а отцы от подобной недоверчивости комплексуют, с детьми не знают как общаться. А дома среди разных бумаг всю оставшуюся жизнь будет теперь лежать нелепый документ об установлении отцовства – и не выбросишь, хоть и надобности хранить его нет никакой, и не дай Бог он детям в руки попадет в неурочный час.
Но и это пережить можно. А вот когда доведется нам ребенка усыновлять – вот тут настоящего страху натерпимся, такие диспансеры придется посетить, в которых сроду не бывали и не числились, и даже собрав кучу справок, окажемся недостойными.
Кто знает, сколько семей так и живут, отчаявшись избавить ребенка от непонятно откуда взявшейся фамилии, чужого отчества, хотя отчим давным-давно стал ему отцом. И если взрослые могут в конце концов смириться с невозможностью всем в семье стать однофамильцами, то о том, каково ребенку искать объяснения своей странной, отличной от других в семье фамилии, не знает никто. И это как раз тот случай, когда ни успокоить его нельзя, ни объяснить, ни договориться. Раз и навсегда избавить его от страха и тревоги может только фамилия или отчество в свидетельстве о рождении, которые носят его брат, сестра, мама или папа. И никакая иная опека и охрана ребенку не нужна, кроме той, которую ему могут обеспечить любящие родители. Именно у них должны быть законом обеспеченные не только обязанности, но и права, а не у тех биологических – слово-то какое! – отцов, ребенку давно чуждых, незнакомых. Ведь и у них давно уже есть свои дети, не исключено, что тоже неродные, значит, и им известно, каково быть любящим отчимом.
Какие только препятствия не мешают нам навести наконец должный порядок в документах, вплоть до жилищной проблемы. Не секрет, что все мы живем до поры до времени, а часто и всю жизнь кое-где, на птичьих правах и за ради Бога, пока терпим мы и пока терпят нас и наших мужей-жен-детей. И нехитрое это житье сходит нам с рук, пока не настал срок обращаться в органы опеки. Вот тут наши немногочисленные квадратные метры начинают свидетельствовать против нас, становясь порой единственной причиной, по которой мы получаем отказ в усыновлении. Оказывается, жить можно – усыновить нельзя.
Не минует чаша сия и гражданина четырнадцати – восемнадцати лет, если он, получая паспорт, захочет по своему желанию изменить фамилию или отчество. Для этого опять потребуется совместный визит в загс матери, отца, отчима и самого ребенка, чтобы одновременно сделать соответствующие заявления.
Мы тянули сколько могли. И вот настал день, сын сам захотел поменять отчество. Собрались, поехали.
Все было, в общем, как обычно: бездарно, путано, нелепо. Все, кроме одного, что задело за живое. Сын впервые в тот день назвал в заявлении папу отчимом, а отец написал под диктовку нескладную фразу о том, что он не против, чтобы гражданин такой-то носил отчество по его имени – Борисович.
– А почему не по имени Ельцина? – попытался грустно острить он, за что был сражен строгим начальственным взглядом.
Даже взрослому мужчине показалось обидным это безликое “гражданин” в отношении к мальчику, которого он вот уже четырнадцать лет считает своим сыном.
– За документами придете через месяц, – сказала мне напоследок начальница.
– А можно их заберет папа? – спросила я, сославшись на грудного ребенка, скучающего битый час у меня на руках, и получила в ответ холодное, произнесенное в присутствии сына: “А он ему не отец”.
И никому не было тогда дела до того, что всего через месяц он им станет по всем правилам закона.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"