Ищите настоящие вопросы!

Высокое качество своих спектаклей Лев Додин объясняет предельно просто: он не спешит

Главному режиссеру петербургского Малого драматического театра Льву Додину присуждена высшая европейская театральная премия “За выдающиеся достижения и исключительный вклад в искусство”. Додин – единственный российский режиссер – обладатель этой престижнейшей премии. До него в разные годы ее получали Питер Брук, Джорджо Стрелер, Роберт Уилсон.

В российском театральном мире Лев Додин прочно занимает место если не Синей Бороды, то уж точно Карабаса Барабаса. Таинственный черный человек из волшебного замка-театра, в основном пребывающего где-то там, за границей, он изредка совершает набеги-гастроли на родной Петербург и уж совсем редко на Москву, оставляя после себя длинный шлейф статей, споров, обсуждений, похвал и недоумений. С внедрением компьютеров в наш быт вошли понятия: “белая сборка”, “желтая сборка”. Компьютер, собранный в Гонконге, будет стоить дешевле, чем компьютер, собранный в Европе. Но и качество будет соответствующее. Сторонники и противники Малого драматического театра сходятся в том, что Додин построил “театр белой сборки”, где каждая деталь, каждая часть – от спектаклей до состояния гримерных – должны соответствовать самым высоким стандартам. Сторонники говорят о “королевской идее” Льва Додина построить тот самый вымечтанный ХХ веком идеальный Художественный театр, Театр-Дом, Театр-Храм. Противники отмечают, что пока ему удалось всего-навсего построить образцовый театр.
Сам Лев Додин высокое качество своих спектаклей объясняет предельно просто: он не спешит. От замысла до выполнения могут пройти годы и десятилетия. Но пока, по его словам, не будут найдены “настоящие вопросы к автору”, спектакль не увидит свет.
Платоновский “Чевенгур” давно привлекал режиссера, интересующегося сценическими воплощениями романных форм. Привлекал и отпугивал одновременно. Герметичная усложненность платоновской прозы, мрачность авторской интонации ставили перед театром трудности, казавшиеся неразрешимыми. Но легкие задачи никогда не привлекали руководителя Малого драматического театра.
В новой постановке над гамлетовскими вопросами смысла жизни истово бьются обделенные судьбой люди-рыбы: от исступленного, несомого потусторонней силой Чепурного – Сергея Бехтерева (работа, ставшая камертоном богатого актерскими удачами спектакля) до красавца тугодума Копенкина – Сергея Курышева, влюбленного в умершую революционерку Розу Люксембург. Они убивают и умирают ради самой абстрактной и далекой мечты: построить счастье для всех. И не согласны на меньшее. Здесь и сейчас должен возникнуть рай, который они называют коммунизмом. А если нет, то жить незачем. Актеры играют с такой естественной достоверностью, что персонаж кажется тебе выхваченным из жизни: где-то ты сталкивался с таким Яковом Титычем (Николай Лавров), Гопнером (Сергей Козырев), Прошкой (Владимир Селезнев). Такие разные, они вместе с тем похожи на части некоего единого целого, ибо одушевлены единой волей, подобны, по авторскому слову, “черным ветхим костям из рассыпавшегося скелета чьей-то огромной и погибшей жизни”. В финале, уходя один за другим в небытие, они исчезают, растворяются в воде, и от каждого остается только могильный камень.
Отказавшись от вековых координат “прокурор – адвокат своей роли”, актеры Додина лишают зрителя малейших ориентиров в пространстве спектакля. Наше восприятие, привыкшее к подчеркнутой интонации (какой мерзавец!) или мизансцене-оценке, мечется в мире “Чевенгура” как человек, привыкший гулять в парке, а тут оказавшийся в лесу, где нет ни одной таблички-указателя. Убийцы и святые, подвижники и мерзавцы – все это сплетено в неразрешимый клубок. “Марсианский взгляд” автора дает возможность свободной прогулки по разным точкам зрения, кружащее голову ощущение свободы. Возможность посмотреть на мир глазами другого человека, глазами десятка других людей, увидеть десятки вселенных, которые каждый из них видит, которые каждый из них представляет собой.
В выморочном пространстве Чевенгура слова не остаются безнаказанными, метафоры обретают плоть. Вот говорили о рыбах, живущих в стихии смерти. И вытащенной из аквариума рыбе отрезана голова, вспорото брюхо, и она кинута вместе с внутренностями в окровавленную воду. Человек захотел узнать, что там, за чертой жизни: и на наших глазах он тонет, затянутый водой куда-то в темноту. Решили освободить пространство для свободных людей, истребив эксплуататоров, – и на сцену в пластиковых мешках несут голые человеческие тела обреченных, их деловито душат, засыпают землей. Так не казнят в действительности, но такой рисует казнь внутренний страх. Одна из сильнейших сцен: из последней спички и газеты с портретом Розы Люксембург разжигается костер, на штыке лопаты из последнего яйца жарится болтушка. Потом, ложечкой соскребая с лопаты беловатую жижицу, несут ее больному; не выдержав, несущий съест крошку драгоценной еды и... тут же засыплет лопату землей, чтобы не было искушений. Заболевшего сына рыбака обкладывают камнями, и на каждом камне горит огонек. Людям холодно на пустой земле, и они жмутся друг к другу, согревая друг друга своим телом, своим дыханием.
Человек живет в пространстве, которое он может обогреть своим дыханием. Сначала кажется, что это города, и страны, и тысячи людей, потом оказывается, что это одна комната и одно любимое лицо. И на него не хватает дыхания. Строители Чевенгура хотели наполнить своим теплом мир и согреть человечество. Тепло рассеялось в пространстве, волевого усилия и напряжения всех сил не хватило, чтобы оживить одного младенца.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"