Письма из Лицея
В поисках Genio loci
Командировка в Царское Село стала
путешествием во времени
Есть старое лицейское предание, что еще
при Энгельгардте был возле Лицея поставлен
дерновый памятник кубической формы с белой
мраморной доской: на доске золотыми буквами
вырезана была надпись Genio loci – т.е.
гению-хранителю.
Иннокентий Анненский.
Из речи перед учениками Царскосельской
мужской гимназии 27 мая 1899 года
Письмо первое
Электричка с Витебского вокзала, глухо
замерзшие окна. Через полчаса – моя станция.
Город Пушкин. Привокзальная площадь в слабом
утреннем просветлении. Пустынно везде, пасмурно.
И очень холодно.
Гостиный двор, о котором вспоминала Ахматова в
Ташкенте («...в тифозном бреду все время слушала,
как стучат мои каблуки по царскосельскому
Гостиному двору – это я иду в гимназию...»). За
углом – бистро «Дельвиг».
Где-нибудь на южном курорте это показалось бы
безвкусной декорацией и пошлостью. А в этом
простуженном городе, рядом с жизнью отчаянно
бедной, тихой, переполненной заботами о хлебе, о
молоке, о коробочке лекарства, – рядом с этой
жизнью все вещи исполнены достоинства. В бистро
«Дельвиг» можно попросить стакан горячего чая и,
обхватив ладонями стакан, долго греться в тепле.
Спасибо, Дельвиг!
А вот синицы в лицейском парке так замерзли, что
просятся на руки, подлетают близко в надежде на
крошки и тепло человеческого дыхания. Лицей
стоит в лесах, будто его еще строят. Правда, с
одной стороны леса сняли, и здесь полукруглый
фасад делает Лицей похожим на корабль, попавший в
ледовый плен.
ПоЕЗД ЦАРСКОСЕЛЬСКОЙ ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГИ. 1837
ГОД
Пятница в музее – санитарный день, но я
договорился заранее, что как раз в такой день
поброжу по лицейским этажам. Светлана Васильевна
Павлова, научный сотрудник музея, берет связку
ключей, и мы поднимаемся наверх. Лицеисты жили
под самой крышей, на четвертом этаже. «Дедушка
наш Петр Иванович насилу вошел на лестницу...» (из
воспоминаний Ивана Пущина). Да, эта лестница
хороша для молодых: закручивается винтом, до
четвертого этажа – восемьдесят одна ступенька.
Если посмотреть за окно, то видно, что бедные
каморки лицеистов были расположены намного выше
ослепительных залов соседнего Екатерининского
дворца. Что-то неслучайное видится в этом
обстоятельстве. Жизнь мальчиков была высоко
поднята в буквальном смысле.
Светлана Васильевна включает свет, и несколько
скрытых за арками ламп немного освещают длинный
коридор, похожий на больничный. Справа и слева –
небольшие, будто гардеробные двери, на каждой
прибит номер и табличка с фамилией. В конце
коридора – дверь в квартиру гувернера и учителя
рисования Чирикова.
– Оставляю вас, как вы просили, – говорит
Светлана Васильевна и уходит.
Я остаюсь один. Только на площадке за дверью,
застекленной наполовину, вижу, что уборщица моет
пол. Как в обычной школе: ведро, тряпка, швабра...
На уборщице – халатик не казенный, а домашний, с
цветочками. Звук мирный – сначала плюхающий, а
потом шлепками... Будто бы все на уроке, а я
заболел и меня отпустили, но я вот медлю, будто
прислушиваюсь к чему-то своей чугунной и горячей
головой.
С мальчишеской точки зрения расположение
комнаты № 14 вполне выгодное: пока гувернер идет с
того или другого конца коридора, тебя об
опасности предупредят соседи. Правда, слева –
арка, глухая стена, зато справа – Jeannot Пущин,
тринадцатый номер.
Эрих Голлербах, искусствовед и коллекционер, в
своей книге о Царском Селе «Город муз» описывал,
как Пушкин перестукивался то с Кюхлей, то с
Пущиным. Но с Кюхельбекером Александр не мог
перестукиваться из-за глухой стены, да и комната
у Вильгельма была на другой стороне под номером
38.
Автор «Города муз» мог не знать об этом.
Местоположение пушкинской комнаты было утрачено
еще при жизни Пушкина.
В начале мая 1820 года от внезапного пожара все
четыре этажа Лицея выгорели почти дотла. Всем
воспитанникам и преподавателям удалось
спастись. Сильно пострадал и соседний
Екатерининский дворец. Карамзин, оказавшийся
свидетелем пожара, писал Александру Тургеневу 14
мая 1820 года: «Пишу тебе с пепелища: третьего дни
сгорело около половины здешнего великолепного
дворца...» Эта новость взволновала бывших
лицеистов. Пущин вспоминает, как, возвращаясь из
Аккермана в Петербург по Белорусской дороге,
узнал от фельдъегеря на одной из станций, что
«сгорел в Царском Селе Лицей, остались одни
стены, и воспитанников поместили во флигеле...».
Вскоре Александровский Лицей перевели в
Петербург, а здание вернулось дворцовым
служащим. В двадцатых годах нашего века Лицей
превратился в одну огромную коммуналку, где жили
около двухсот человек, чадили примусы, сушилось
белье на веревках, мерзли дети на железных
горшках, и казалось, что это навечно.
Юрий Тынянов, работая над романом «Пушкин»,
приезжал сюда в конце тридцатых годов, просил
открыть для него запотевшее окно:
ему хотелось увидеть то, что мог видеть
четырнадцатый номер. Ему разрешили высунуться в
форточку...
«...Там была тьма, хоть глаз выколи, фонари на
дороге мигали, иногда проносился ветер, и стекла
звенели...»
ЕКАТЕРИНИНСКИЙ ДВОРЕЦ
У Пушкина, как и у всех лицеистов, в
комнате была всего лишь половинка окна. Одно, и
без того небольшое, окно приходилось на двух
лицеистов, и деревянная перегородка делила его
строго пополам.
Определить место, где находилась лицейская
комната Пушкина, удалось только в конце
сороковых годов нашего века Николаю Павловичу
Анциферову, выдающемуся петербургскому
краеведу.
Внутреннее обустройство Лицея стали
восстанавливать вскоре после войны, но только в
1967 году местным властям удалось расселить
последних обитателей коммуналки. Оказалось, что
из-за толстой арочной стены пушкинская комната
была одной из самых маленьких – три шага в длину
и всего полтора шага в ширину.
...Я сел на стул в закутке между широким
подоконником и железной кроватью. Колени у меня
почти упирались в конторку – теснота, как в
матросском кубрике. Оглянулся вокруг... Неужели и
при Пушкине стены были голые? Ведь, наверное,
иконка висела в углу... Высокие потолки тоже не
добавляют тепла и уюта. Это какие же печи здесь
были, что согревали такое здание? Непременно и
мерзнуть приходилось мальчишкам вдали от
домашних каминов. На ночь надевали колпаки и
становились похожими на гномов из старых
немецких сказок.
...Пишу, а когда поднимаю глаза, вижу в своем шкафу
открытку с портретом юного Дельвига. Несколько
откинув назад голову, он смотрит близоруко и
деликатно. Так и представляешь, как он осторожно
заглядывает в каморку под четырнадцатым номером:
«Пушкин, ты здесь?..»
Петербург – Москва
Продолжение читайте в следующем выпуске
«Пушкинского бульвара»
Фото автора
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|