Неизвестный Бажов

Исполнилось 120 лет со дня рождения великого русского сказочника

Павел Бажов, бесспорный классик детской литературы, кажется детям писателем далекого ХIХ века. Взрослые знают, что писатель жил в нашем веке и свои знаменитые сказы написал в трагические тридцатые – сороковые годы, но и мы на удивление плохо представляем себе судьбу Бажова. Перипетии бажовской биографии знакомы, пожалуй, лишь его потомкам да нескольким специалистам. Возможно, это случилось потому, что литературная и человеческая репутация Бажова никогда не давала повода для переоценки сделанного им в русской литературе. Но путь его не был ни легким, ни банальным. В жизни писателя были и горе, и страдания, и чудеса. К примеру, разве не чудо, что свои лучшие произведения Бажов написал на седьмом десятке лет?

Всю выпавшую ему славу, почести и первый приличный достаток Павел Петрович Бажов получил как автор сказов. Однако его биография, его досказовые книги и статьи не сразу стали известными, долгие годы об этом не писали. А когда стали писать о досказовом Бажове, то часто затруднялись «выстроить» его творческий путь, а тем более найти преемственность между досказовыми публикациями и сказами: так велика была разница во всем. Ни одна из примерно десяти его ранних книг, ни один досказовый очерк и ни одна из почти тысячи его газетных статей при жизни автора ни разу не были переизданы или перепечатаны.

Мало кто и сегодня знает, что без нескольких месяцев двадцать восемь лет, больше трети жизни, было отдано учебе и преподавательской работе в духовных образовательных учреждениях. Бажов вступил в ХХ век младшим учителем приготовительного класса в Екатеринбургском мужском духовном училище с правом преподавать там же чистописание. Одновременно он преподает арифметику и чистописание в Екатеринбургской епархиальной второклассной школе для приготовления псаломщиков. К 1904 году ему был присвоен первый чин – коллежского асессора. С 1905 года Бажов – делопроизводитель в Екатеринбургском духовном училище, одновременно ведет русский язык и алгебру. В 1907 году переходит на работу в женское епархиальное училище. Для души, для личного интереса и, может быть, даже для научных целей все годы в летние каникулы Бажов ездит по деревням, записывает местные речения, пословицы, сказания, песни.

Бурные дни не заставили себя долго ждать. Павлу Петровичу круто пришлось изменить свою жизнь, свои занятия, свое мировоззрение с первых же дней Февральской революции 1917 года. А через полтора года под фамилией Бахеев он попал в партизанский отряд в Сибири, действовавший в тылу у Колчака. Отряд с боями пришел на Алтай, в город Усть-Каменогорск, где Павел Петрович прожил около двух лет. С 1923 года Бажов в Екатеринбурге, приглашен в «Крестьянскую газету», много ездит по деревням, много пишет о жизни крестьян.

Павлу Петровичу на репрессии «повезло»: он дважды сидел в тюрьме у белых, и его по доносам дважды исключали из партии в советское время. Шесть дел против Бажова стало известно после того, как архивы приоткрылись исследователям. Первое началось в ноябре 1933 года и закончилось в декабре 1940 года. В вину ставился чин коллежского асессора... А в 1937–1938 годах судьба нанесла еще один удар... Жизненная ситуация вновь – в который раз! – складывается так, что приходится Павлу Петровичу опять начинать все с нуля... Он обращается к детству, к истории своего рода. Вечные духовные ценности, не подвластные времени и конъюнктуре, без которых немыслима жизнь человека. Бажов ушел в сказы, в поэтизацию Урала, природы и людей. И это его спасло.

Семья бедствовала, жила на учительскую зарплату сестры жены. Безработный Павел Петрович взялся за... лопату. Он копал и перекапывал огород, вновь копал, чтоб руки были чем-то заняты, и слагал сказы. Про себя, шепотом. У некоторых нет даже черновиков, так они были отредактированы в уме.

Сказы появлялись один за другим, быстро составив знаменитую «Малахитовую шкатулку».

Печатается с сокращениями с согласия автора по публикации: Н.Кузнецова. Семь жизненных полос. «Уральский рабочий», 6 июня 1998 г.

Павел Бажов

Меня, как всякого проходившего старую школу классического типа, довольно долго (девять лет) учили латинскому и греческому языкам. Забыл основательно. Ничего не осталось, кроме стиховых обрывков и бродячих в русской литературе латинизмов. Очень мало и очень плохо (по три года при трехнедельных уроках и то не обязательных) учился французскому и немецкому. Ясно, что их не знал и не знаю. Для своих фольклорных целей знакомился с башкирским, чтобы знать, что Чишма – источник, Куляш – солнце, Тургояк – сторона жаворонков и т.д. Теперь еще на полке стоит татарско-русский словарь, но из него знаю то же, что и вы, то есть телеграф – тилиграф, коммунист – камунист и все.

Уж очень огромен наш язык, и каждый из нас перед ним козявка козявкой. Можно восторгаться обилием слов, удивляться своеобразным ходам приставок, тонкой игре глагольных суффиксов и т.д., но знать... Сказать по секрету, едва ли даже Академия наук может это сказать про себя. По крайней мере по академическому словарю этого не видно. Довольно часто там двойное ударение и двойное окончание, дескать, так и сяк, и разночтение без настойчивого указания, что же правильно.

Из писем 40-х годов